Платон выделил на плане района зону площадью около половины квадратного километра, которую следовало считать эпицентром кровавого безобразия, и они решили ее досконально обследовать. Въехав на машине в самый центр зоны, точнехонько в котором торчала жилая многоэтажка, они ступили на землю опасной местности осторожно, как на минное поле. Им казалось, сам воздух насыщен здесь смертью, и за ними наблюдают сотни если не глаз, то электронных следящих устройств. Но вскоре они убедились, что вокруг них — обычный микрорайон, замусоренный и пыльный, живущий обычной жизнью. Сновали прохожие, мелькали автомобили, бегали и кричали дети, слонялись местные пьяницы и бездомные собаки. И никому до них двоих не было дела. Оба прекрасно понимали, что ничего экстраординарного тут не увидят, и тем не менее чувствовали острую необходимость пройти по каждому переулку, сунуться в каждый двор и посмотреть на каждый дом собственными глазами.
Они провели в «зоне» почти целый день, исходили ее вдоль и поперек, и даже перекусили в самой ее середине в не слишком опрятном кафе. Все кругом выглядело более чем обыденно, но состояние предельной настороженности не покидало их до конца этой своеобразной прогулки.
На оконтуренной территории оказалось два цеха металлообрабатывающего завода и ведущая к ним железнодорожная ветка, автомастерские, склады с колючей проволокой поверх ограды, котлован строящегося здания и несколько десятков жилых домов, в которых, соответственно, обитали десятки тысяч человек. Прочесать такой участок города, проверить каждое помещение и установить личность каждого жителя — в принципе, задача доступная, но только при наличии достаточных для городской прокуратуры оснований и четко обозначенного объекта поисков. Ни того, ни другого у них сейчас не было. Нельзя ничего найти, когда не известно, что надо искать. Оба прекрасно знали эту банальную заповедь и хотели всего лишь осмотреть площадку, потенциальное место будущего действия. Но законы психологии таковы, что человек не может наблюдать, не имея в виду ничего конкретного, — он невольно создает в воображении, с той или иной степенью произвола, искомые образы. На обратном пути, в машине, Платон со смущенным смешком сознался, что все время поглядывал на крыши в поисках передающей антенны необычного вида. Марго же просматривала на столбах и стенах все объявления, особенно рукописные, в надежде на сведения о сборищах каких-либо сект или религиозных церемониях.
— Завидная последовательность, — скептически откомментировал ее признание Платон, — но скорее всего, мы оба ошиблись. Может быть, надо было искать научную лабораторию?
— Это несложно проверить. Завтра же сделаю, — кротко согласилась Марго.
На следующий день она выяснила, что в данном микрорайоне нет не только лабораторий, но и вообще ничего, имеющего отношение к миру науки, даже кооперативных жилых домов научных учреждений.
А на стол к ней легла новая папка с делом очередного самоубийцы: вечером вскрыл себе вены подсобный рабочий в том самом кафе, где Марго и Платон обедали. Какое дикое совпадение… Оно не давало покоя ей целый день, но высказаться вслух она смогла только вечером:
— А что, если это — намеренная выходка, и вовсе не случайное совпадение? Неужели ОНО над нами еще и издевается, на своем языке?
— Может, и издевается, — философски отозвался Платон, не спеша выпустив струю дыма.
— И ты считаешь, что к этому можно отнестись безразлично?
— Я считаю, что мы не можем себе позволить такую роскошь, как эмоции.
Его ответ Марго не понравился; она поджала губы и замолчала.
— Ты знаешь, почему мангуста выигрывает дуэль у кобры? — спросил Платон, докурив сигарету.
— Мне бы твои заботы, — проворчала она, но уже добродушным тоном. — Наверное, не боится яда?
— Ничего подобного. Укус королевской кобры убивает любое животное размерами меньше буйвола.
— Значит, быстрее прыгает?
— Тоже неверно. Скорость у них одинаковая. Бросок кобры длится две сотых секунды, и прыжок мангусты — примерно столько же.
— Тогда как же? — Марго против воли заинтересовалась этой дурацкой проблемой.
— За счет более высокой организации. Мангуста приготовилась прыгнуть на шею кобры, единственное слабое место змеи, и спасение той только в том, чтобы наклониться и выставить навстречу готовую к броску морду. Мангуста прыгает в сторону и прицеливается в шею кобры сбоку — та вынуждена молниеносно наклониться в ту же сторону и опять подставить приоткрытую пасть. Мангуста прыгает на прежнее место, и все повторяется. Возникает согласованное ритмическое движение, нечто вроде танца: мангуста прыгает вправо-влево, а кобра в такт раскачивается, как маятник. Движение устоялось, и тогда мангуста меняет темп, начинает прыгать чуть скорее, опережая кобру. А та, обладая такой же скоростью единичного броска, как и мангуста, оказывается более медлительной, когда речь идет об изменении ритма. Их движения смещаются по фазе, и наступает момент, когда мангуста оказывается сбоку и уверенно совершает бросок на незащищенную шею… Но главное вот что: во время поединка мангуста совершенно спокойна, будто охотится на бабочек, это все отмечают. Ей нельзя раздражаться, иначе она погибнет.
— Экий ты баснописец… Что же, я готова не раздражаться, если ты мне покажешь кобру. Оттого и злюсь, что не вижу.
— Рано или поздно увидишь. — Взгляд Платона на секунду застыл, и он очень тихо добавил. — А ритм движения мы уже знаем. Она убивает раз в неделю.
Марго никогда не думала, что в одну короткую фразу, сказанную ровным негромким голосом, можно вложить столько ненависти. Похоже, она его недооценивает.
А он встал из-за стола, подошел к висящему на стене плану города и принялся спокойно рассматривать красное пятно, образованное шляпками кнопок, словно ожидая от него подсказки.
И, как ни странно, он ее получил — так, по крайней мере, показалось Марго. Прямо колдун какой-то, поразилась она.
Платон вернулся к столу, сел, лениво закурил сигарету, как бы с сомнением поглядел на Марго и со скучающим видом спросил:
— Итак, дела всех самоубийц со всего города попадают непременно к тебе?
Она уже хорошо знала этот его рассеянный тон — он означал, что у него на уме новая идея.
— Да, ко мне, — неуверенно подтвердила Марго, недоумевая, почему он задает вопрос о том, что ему и так отлично известно.
— А если человек не погиб? Если ему помешали, как мне, например, — он чуть заметно усмехнулся, — дело все равно попадет к тебе?
— Нет… Вообще никакого дела не будет, — ответила она с удивлением и ошарашенно замолчала. — Господи, как же я не смекнула! Ну и голова у тебя, обалдеть… — Марго подумала, что последняя фраза прозвучала слишком льстиво, но сейчас ей было на это наплевать.
— Как же можно найти таких людей? — продолжал он рассуждать с полной невозмутимостью. — Кому-то вызовут «скорую», кто-то попадет в «травму», кто-то — в реанимацию, а если повезет, можно угодить и в психушку.