Хелен, опустив глаза, взглянула на Ви. «Мужчины — не иначе как слепые идиоты! — подумала она. — Чтобы захотеть заниматься любовью с этой…»
Ви спала одетой, плотно укутавшись в пальто из верблюжьей шерсти. Из-под простыни выглядывала ее нога в обтягивающей атласной туфельке. Голова Ви, покоившаяся на подушке, была раскрашена в неопределенные тусклые цвета миллионов попойек; наволочка была серой, но ее лицо было еще серее, с желтовато-зелеными признаками анемии. Размазанные пятна несвежих румян еще больше подчеркивали нездоровую бледность. Под слоем ярко-красной помады губы были бледно-розовыми, а зубы в свете дня казались желтыми. На наволочке виднелись следы черного контурного карандаша, а серебристо-зеленые тени подведенных глаз смешались с синей тушью, образовав какой-то невообразимый синюшный подтек с серебряными вкраплениями. Эта смесь узорами застыла под ее глазами. Накладные ресницы на одном глазу отклеились и висели на щеке: всякий раз, когда Ви мигала, они грозили сорваться на пол. Казалось, что Ви распадалась на части, истаивала прямо на глазах.
— О Боже правый, — простонала она, — у меня голова раскалывается, ну просто раскалывается!.. Ну и ночка же у меня выдалась, ну и ночка…
— Тебе сейчас лучше выпить чаю. Пойдем ко мне в комнату, я как раз завариваю.
— Это было бы здорово… О-хо-хо, Господи…
Ви откинула простыню и встала.
— Я была такая пьяная, что даже раздеться не смогла, когда пришла утром домой, и… погляди, что я наделала… — Она просунула ногу в дыру на подоле своего тонкого черного платья.
— Я зашью его, если хочешь, — сказала Хелен.
— Ты просто прелесть. — Ви завозилась, освобождаясь от одежды. — Как я выгляжу? Худая и красивая?
От ее тела, разогретого ночными танцами в душном зале клуба и многочасовым сном в грязном шерстяном пальто под несвежими простынями, разило застарелым потом, смешанным с запахом духов «Оппоппонакс», предназначенных для стимуляции мужской потенции. Ви была очень худа. Ее ребра и бедренные кости торчали наружу. Под выпирающими ключицами безжизненно висели маленькие жалкие груди. У нее была тонкая талия и длинные изящные ноги; на их фоне до крайности неуместно смотрелся живот — выпяченный, как пузырь, который вот-вот лопнет. Моментально покрывшись гусиной кожей, она попыталась принять театральную позу:
— Гляди, леди Годива! [16]
Ви сняла чулки и с облегчением пошевелила пальцами ног.
— Так ты идешь? — спросила Хелен.
— Погоди минутку… Смотри, какие у меня ноги от этих чертовых танцев. — Она показала Хелен свои влажные красные пальцы, покрытые волдырями и мозолями.
— Почему ты не носишь обувь по размеру?
— Да ношу я!
— Нет, не носишь — тебе нужен пятый, а ты надеваешь четвертый с половиной.
— Чувствую себя ужасно, — призналась Ви.
— Тебе надо что-нибудь поесть.
— Даже не говори мне о еде!
— Может, горячую ванну?
— Это не помешает. — Ви кое-как вычистила зубы розовой зубной пастой, выплюнула остатки розовой пены, а затем отшвырнула щетку и отполировала зубы своими панталончиками. — Вот так-то лучше. А теперь чаю, да?
— У меня уже чайник закипает.
— О Боже… — воскликнула Ви. Она натянула халатик и сунула ноги в тапочки. — Мне надо кое-что купить. Мне надо принять ванну. Я уже неделю не мылась. Но я протираю кожу кольдкремом — это все же лучше, чем мыло… Ох как мне плохо. Просто отвратительно. Не очень-то я и веселилась прошлой ночью. Уж напилась так напилась. И меня рвало! Испортила Йетте серебристое парчовое платье — новое… Определенно, случится что-то ужасное.
— Что?
— Не знаю.
— Тогда с чего ты взяла?
— Вчера в клубе кто-то пел «Дэнни-бой», а это к несчастью… Слушай, ты ведь ищешь работу, верно?
— Да, а что?
— Нам в клубе требуется девушка.
— Думаю, я для этого не гожусь.
— О чем это ты? Я-то веду себя прилично или как? Вчера один пригласил меня поехать вместе с ним в отель, два фунта предложил. Но я ему сказала прямо: «Мы все здесь девушки приличные, ничего такого не делаем! Мы не шляемся с кем попало!..» К тому же это стоило бы ему, по крайней мере, три фунта. Всего-то и нужно, что танцевать с ними. Они платят тебе за твое время: фунт десять шиллингов — на это вполне можно жить, правда?
— Да, но…
— Тогда нечего даже и раздумывать! Не будь дурой! У нас осталось одно свободное место. Вчера вечером Герти получила расчет за то, что вздумала вольничать с боссом.
— Спасибо, конечно, но… Нет.
Они направились в комнату Хелен. Ви сделала три глотка, отодвинула чашку с чаем и проговорила:
— Очень вкусно… Ну, мне пора. Нужно кое-что купить. Лифчик, пару чулок… Пойдешь со мной?
— Нет, я, пожалуй, останусь дома.
— Да ладно тебе, пошли.
— Нет, не пойду. Мне нужно простирнуть белье.
— Вечно ты что-нибудь стираешь. У тебя избыток энергии. Тебе определенно нужен мужчина.
— Хватит, Ви, заткнись!
— Но это чистая правда.
— Даже если и так, не твое это дело.
— Ладно, через две минуты я ухожу. Ты не поможешь мне выбрать чулки?
— В другой раз, Ви. Я уже выходила.
— Что, опять хандришь?
Хелен пожала своими широкими плечами:
— Немного.
— Тебе определенно нужен…
— Ой, я тебя прошу, заткнись.
Ви хихикнула и вышла из комнаты.
Она шла по улице, заглядывая в витрины магазинов и задевая плечами простых женщин с натруженными руками и изможденными лицами, живущих по соседству. Эти женщины покупали хлеб и мыло.
«Будь у меня куча денег, — думала Ви, — я бы купила себе квартиру и много-много мебели… И полсотни вечерних платьев, и пять дневных платьев, и сто пар туфель, и посылала бы папе каждую неделю по десять шиллингов, и у меня были бы каждый вечер шампанское, и жареный цыпленок, и виски, а на завтрак — сандвичи с языком…»
Она остановилась, чтобы взглянуть на пару серебристо-оранжевых туфелек, выставленных в витрине. Они стоили шесть шиллингов одиннадцать пенсов. Повинуясь безотчетному импульсу, она вошла в магазин.
— Я хочу примерить серебристо-оранжевые туфельки, которые у вас на витрине.