— А что делает?
— За столом сидит.
— А стакан?
— Стакан пустой до сих пор.
— Мля… — вздохнул Контейнер. — Десятый час пошёл.
— Знаю, — зло бросил уйбуй.
— Если знаешь, то почему ничего не делаешь?
— А что я могу?
Действительно, что?
Кувалда впал в депрессию после ухода хванов, хотя, казалось, должен был закатить весёлую пирушку: добыча-то, за исключением нескольких позорных шмоток, уцелела и перешла в законную красношапочную собственность всеми своими камушками, цепочками и перстнями. По этому поводу бойцы налили, выпили, повторили, снова выпили, шумно обмениваясь впечатлениями, и лишь после четвёртого стакана сообразили, что делят виски на троих: великий фюрер радоваться происходящему отказывался.
— Что я буфу фарить королеве?
Нетривиальная задача подкосила одноглазого настолько, что он позабыл об универсальном средстве: о поиске виноватых, бездумно выгнал подданных и теперь тосковал в совершеннейшем одиночестве, не имея возможности ни повесить глупых советчиков, ни хотя бы пообещать повесить… А может, понимал великий фюрер, что никакие репрессии не превратят красноголовых подданных в креативных, вот и выгнал.
Чтобы страдать по-настоящему, с надрывом.
— Что я буфу фарить королеве?
Придирчивость и желание сэкономить сыграли с Кувалдой злую шутку: теперь за день, а фактически за ночь, до праздника, в продаже оставались лишь одиозные презенты тоскливо-патриотического свойства вроде магического гобелена «Сражение за снятие осады с Ус-Мургугуруйска», воспроизводящего знаменитое действо во всех подробностях, но совершенно неуместного на свадьбе, или же настолько дорогие ювелирные украшения, что от них отказались даже самые известные транжиры и любители пустить пыль в глаза. Урбек сказал, что алмазы закончились, автомобиль с аквариумом тоже отыскал себе владельца, а радостный Ежер сообщил по телефону, что в «неПростых подарках» хоть шаром покати, остались лишь открытки с видами Западных лесов.
— Что я буфу фарить королеве?
— Дарить? Ты же умер! Зачем тебе что-то дарить?
— Я не умер, — вздохнул Кувалда. — Но, мля, близок к смерти, как прокажённый. — А в следующий момент опомнился: — Кто зфесь?! Как ты зфесь?
И даже за ятаганом потянулся. Ну, во всяком случае, попытался.
— Вошёл, — спокойно ответил Клопицкий, жестом показывая, что оружие доставать необязательно. Тем более что за его спиной маячил массивный Трофим, которого одноглазый сразу же заприметил. Точнее, сначала дикарь заметил голема, а уж потом говорящего на его фоне артефактора. В процессе разговора артефактор успокоительно улыбался, а голем толкал перед собой тележку, на которой покоилось нечто, накрытое чёрной тканью.
— Твои меня впустили, потому что я пообещал развеять депрессию.
— Чего развеять? — подозрительно переспросил великий фюрер. Однажды он видел магическую дуэль и с тех пор относился к слову «развеять» довольно нервно.
— Твою депрессию.
— Не нафо мне ничего такого веять.
— Никакого членовредительства, — пообещал Тыжеумер, усаживаясь на скрипнувший стул. Присел без опаски, поскольку подложил на сиденье прихваченный из дома целлофановый пакет, и брюки остались безупречно чистыми. А вот локти на стол Клопицкий решил не ставить. Разгладил бороду и продолжил: — Я развею плохое настроение и грусть. Ты ещё помнишь, что означает слово «грусть»?
— Не справишься ты.
— Справлюсь.
— Как?
— У меня есть для тебя подарок, — щедро произнёс Лёня. И поспешил уточнить: — Ну, не для тебя, конечно, а для королевы, но сейчас — для тебя.
Однако ожидаемого всплеска радости не последовало: за последние дни Кувалда привык огребать от судьбы-злодейки исключительно подзатыльники и потому к предложению тощего артефактора отнесся скептически:
— Ты Феф Мороз, что ли? Ни у кого, значит, фля меня пофарка нет, а у тебя, значит, есть?
— Неликвид остался, — небрежно ответил Тыжеумер. И тут же укорил себя за чересчур длинный язык.
— «Нели» что? — потребовал объяснений фюрер.
— Отличный подарок, который случайно никто не купил, — перевёл на доступный Лёня.
— Форогой?
— А тебе уже не всё равно?
— Значит, бешено форогой, — пригорюнился Кувалда.
— Достойно дорогой, — успокоил его Клопицкий. — Чтобы не стыдно было королеве чек показать.
— Я слышал, чеки нельзя показывать.
— А ты его к днищу прозрачным скотчем прилепи. Как будто не заметил.
— Разберусь, — пообещал одноглазый, которому в процессе разговора, действительно, стало немного легче. — Что у тебя?
— Уникальный артефакт «Сфера»! — провозгласил Тыжеумер, а Трофим скинул ткань. — Образ мантикоры, запечатлённый в сберегающем эфире!
— Мля, — ошарашенно пробормотал Кувалда.
— Я знал, что тебе понравится, — скромно улыбнулся Лёня.
Довольно большой, почти в два баскетбольных мяча, хрустальный шар, важно покоился на элегантной, начищенной до благородных отблесков бронзовой подставке, выполненной в древнем нирисийском стиле. Подставка сама по себе была произведением искусства, однако в первую очередь наблюдателей завораживал шар, точнее, содержимое шара. В прозрачном, чуть розоватом эфире — всё именно так, как пообещал артефактор, — парила мантикора, застывшая в классической позе «идущая настороже». Исполнение зверя потрясало воображение: виден был каждый коготь на лапе, каждая ворсинка на шкуре и каждый клык оскаленной пасти. Маленькие глаза смотрели с такой ненавистью, что Кувалда отшатнулся.
— Мля, она живая?
— Перед тобой первый из совершенно новой серии артефактов, которые я задумал, — произнёс довольный произведённым эффектом Лёня. — Ты будешь оригинален, фюрер, никто из гостей не принесёт ничего похожего.
— Тогфа почему сам не пофаришь? — собрав остатки подозрительности, осведомился одноглазый.
— Потому, что мне забыли прислать приглашение на королевскую свадьбу, — легко объяснил Клопицкий. И тут же вернулся к делам: — Так что, берёшь?
— Беру? — В единственном глазу Кувалды выступила слеза. — Фа ты меня спас, чел! Ты меня, в натуре, конкретно из петли вынул, мля! Фа я тебя за это… Я тебя… Я…
— Спокойно, спокойно, — улыбнулся Клопицкий, мягко, но уверенно уклоняясь от дикарских объятий. — Я рад, что тебе понравилось и… И не забудь расплатиться.
* * *
Вилла «Паллада»
Санкт-Петербург, Курортный район,
28 апреля, четверг, 20.09
— Вы уверены, что привозили Кега именно сюда? — уточнил Николай, внимательно разглядывая окружающий участок забор и виднеющиеся вдали ворота. Ограждение в два ярда высотой надёжно скрывало территорию от посторонних глаз, оставляя на виду лишь стволы высоких сосен и далёкую крышу стоящей у самой воды виллы.