И попытался стать невидимым. Без магии, которой не владел, и без артефакта, которого у него не было, — просто стать невидимым. Усилием воли.
— Ночью мы встречались в Парадизиуме, — кротко напомнил Шуп.
— Не понимать.
Гедо, которому не часто выпадало общаться с дикарями, усмехнулся, указал на разбросанную под ногами концовскую собственность и попытался воззвать к дикарскому разуму:
— Добыча, Кувалда. Здесь полно вещей из Парадизиума.
Но разум спрятался и на дружеский вызов не поддался.
— Утром нашли… на помойке.
— Дохлые Шапки рядом не валялись? — деловито уточнил Шуп.
— Нет.
— Значит, всё впереди.
Дикари пискнули, но продолжали молчать, поскольку о более надёжной тактике спасения от неприятностей им никто не рассказывал.
— Пострадаете ведь.
Тишина.
Шуп и Гедо мрачно переглянулись.
На самом деле хванам не нравилось происходящее ещё больше, чем Шапкам, но по другой причине: они не любили чувствовать себя дураками. Все сторожа, включая Гедо, которого Ярина обработала перед уходом, лишь сорок минут назад отошли от «Пыльцы Морфея», выслушали много интересного от возглавляющего московскую общину Фета, устыдились и отправились исправлять ситуацию. Хан и Литу поехали в Замок в подробностях докладывать рыцарям о случившемся, а Шупу и Гедо достался визит в Южный Форт.
— Кто из вас, придурки, утащил оранжевый баул с тряпками?
— Он!
Предательские персты уперлись в затаившего дыхание Копыто.
— Зря только время на эти шмотки потратили, — мстительно произнёс Контейнер, который так и не нашёл подходящие по размеру штаны.
— Я же его заплёл, — припомнил Шуп.
— А он до шмоток, которые мы из шкафов выбрасывали, докатился и вцепился в них, — объяснил Иголка. — Так и несли идиота.
— Урою, — прошептал побелевший уйбуй.
— Если выживешь, — злорадно хихикнул Иголка.
Но, несмотря на пережитый позор, хваны не были настроены убивать всех встречных.
— Костюмы предназначены для завтрашней церемонии. Их мы заберём. — Гедо проверил одежду и удовлетворённо кивнул.
Шуп потёр подбородок и продолжил:
— Что же касается всего остального…
Разочарованный Кувалда принялся стягивать с шеи трофейную цепь, но замер, услышав совершенно неожиданное в данных обстоятельствах:
— Всё остальное вам разрешено оставить.
И в изумлении вытаращился на подавшего голос уйбуя.
— Чего?
— Что? — не поняли хваны.
И через секунду тоненький голосок разорвал наступившую после удивлённых вопросов тишину.
— Всё остальное — наша законная добыча, — млея от страха, повторил Копыто.
Он сам не знал, кто потянул его за язык, но неожиданно понял, что не готов потерять и дивный пиджак, и золотые цепи. Зря они, что ли, корячились?
— Сам придумал? — осведомился Гедо. — Или сказал кто?
— Тот, кто из тебя котлету сделал, — ответил уйбуй и принялся ждать смерти.
Иголка съехал под стол. Контейнер прижался к стене и приготовился закрываться руками. Кувалда отступил к окну, здраво рассудив, что лучше выпрыгнуть и разбиться, чем попасться разъярённому хвану на нож. А хваны…
Хваны синхронно усмехнулись, словно услышали то, на что рассчитывали, после чего Шуп сделал новое предложение:
— Концы закроют глаза на всё остальное, если скажете, кто приходил в Парадизиум и, как выяснилось, разрешил вам оставить добычу.
— Именно ему придется возмещать ущерб, — добавил Гедо, который понял, куда клонит напарник.
— Нас оставят в покое? — Кувалда не верил своим ушам. — Но почему?
— Потому что не вы сняли «ограду» с Парадизиума, вскрыли студию и едва не украли картину, — объяснил Шуп. — Нам нужен главный налётчик. Кто он?
Несколько секунд внутри великого фюрера шла напряжённая борьба: страх перед четырёхрукими боролся со страхом перед бароном, но затем взгляд Кувалды упал на валяющиеся там и сям драгоценности, и жадность легла весомой гирей на нужную чашку весов.
— Мечеслав.
— Все думают, что Мечеслав, но нужны доказательства, — тут же произнёс Гедо. И уточнил: — Ты видел его без маски?
— Да, — соврал великий фюрер.
— Очень хорошо.
И хваны исчезли в вихре портала.
— Запишитесь на курсы какого-нибудь боевого искусства! — крикнул им вслед храбрый Иголка. После чего вылез из-под стола и осведомился: — Почему они решили давить на Мечеслава?
— Потому, что он не захочет огласки и заплатит столько, сколько хваны скажут, — высокомерно ответил Копыто. Уйбуй чувствовал себя героем дня. — Это называется «действовать по-умному». Понял, урод, почти урытый?
Иголка решил не обижаться. С достоинством выслушал оскорбление, кивнул и тут же поинтересовался:
— А нам Мечеслав потом не отомстит?
— Мы его не видели, — хладнокровно ответил Копыто. — Его великий фюрер сдал, вот пусть и чешется.
Однако у великого фюрера, как выяснилось, был и другой повод для депрессии.
— Мечеслав не взял картину… И я не взял, потому что фумал, её Мечеслав возьмёт… — Опечаленный Кувалда потрогал себя за трофейную цепь и вздохнул: — Что же я буфу фарить королеве?
* * *
Межотраслевая генно-седативная лаборатория корпускулярных технологий ФПП
Москва, Малый Власьевский переулок,
28 апреля, четверг, 14.21
Знаю, знаю, знаю… Я должен был выбросить телефон, которым пользовался в Питере, ещё на Московском вокзале, ещё перед тем, как сесть в обратный поезд.
Знаю!
Я нарушил одну из главнейших инструкций Службы, подставился, опозорился, в очередной раз проявил свою знаменитую непредсказуемость и впоследствии выслушал много гадостей от менеджеров вообще и господина третьего референта в частности, но всё это впоследствии, и если знать, чем всё закончится, то можно не работать, а только карманы набивать, ага. Всё, я всё понял. А телефон я не выбросил, потому что Николай мне приглянулся. Он был правильным челом, душой болел за дело, воспринимал преступления как личное оскорбление и мог запросто полезть на рожон, наплевав на мои мудрые предупреждения.
А что бывает с теми, кто лезет на рожон, вы и без меня знаете.
В общем, я не выбросил телефон для того, чтобы иметь возможность связаться с парнем в случае необходимости, но получилось так, что он позвонил первым. И в выражениях не стеснялся.