Она ему не позволит. Но она о нем думала. Запретить себе этого она не могла. Каждый вечер она с нетерпением ждала их совместного ужина. Каждый день ей ужасно хотелось знать, что он успел сделать в доме.
— Тебе надо прийти посмотреть, — каждый вечер говорил он.
— У меня слишком много дел, — отвечала она. Но ей было любопытно.
Ему тоже. Она спрашивала его о работе, а он каждый вечер расспрашивал ее о годах, проведенных в старом доме. Которая спальня ее? Когда поставили качели? Чей это был подарок на день рождения? Как они праздновали Рождество, когда там жили?
Сначала Эдди не хотела отвечать. На многие годы она закупорила эти воспоминания, как в бутылке. Но Ник так мягко и осторожно задавал вопросы, что она заметила, что больше стала рассказывать и больше вспоминать.
И почему она не сделала этого раньше?
Потому что разговоры об отце всегда причиняли ее матери боль. Ронан тоже об отце говорить не хотел. Хотя Ронан вообще ни о чем говорить не хотел. И ей не с кем было поделиться этими воспоминаниями. Даже с Беном. Сейчас она это вдруг поняла. Он не копался в прошлом, не хотел ее ранить. Бен всегда по натуре своей склонен был смотреть вперед.
А Ник спрашивал.
И Эдди говорила. Когда она пыталась возражать, что слишком много говорит о себе, что теперь его очередь, он охотно рассказывал о собственном детстве — о том, как он проводил лето на Лонг-Айленде вместе со своим братом Ари и их кузенами.
Он рассказывал ей истории, которые ее смешили, и показывал шрамы, от которых у нее мороз шел по коже. И она поняла — то, что она с ним не спит, не мешает ей все больше в него влюбляться. С каждым днем их ужины длились все дольше, и ей все труднее было оторваться от разговора и сказать, что ей нужно работать. Но она делала это. Должна была делать. Это единственное, что ей подсказывал инстинкт самосохранения.
И все же к пятнице она была рада, что согласилась сходить с Дереком на концерт.
После обеда она ответила на четыре сложнейших телефонных звонка подряд, а потом еще час безуспешно пыталась связаться с Моной, чтобы обсудить с ней сценарий. Она решила, что ей пора передохнуть, и собралась сходить к себе в квартиру.
— Идем, — досадливо сказала она и повернулась в поисках собаки. И вот тут она и поняла, что Роя нет.
— Рой?
Она встала из-за стола и вышла на кухню. Иногда в жаркую погоду он уходил туда и лежал на холодной плитке. Но не сегодня.
— Рой?
Она вернулась в кабинет, открыла выходящую в патио дверь и снова его позвала. С тех самых пор, как она взяла Роя из приюта вскоре после смерти Бена, Рой везде за ней ходил как тень. Никуда не отлучался. Она попыталась вспомнить, когда видела его в последний раз. Ей казалось, что в обед. Может, он ушел обратно к офису? Он умел открывать дверь и выходить на улицу, но почти никогда этого не делал — только когда Клара там убиралась или когда приходили ее внуки и плавали в бассейне.
Рой любил людей. А Эдди была здесь единственной человеческой особью.
Если не считать…
— Нет, — сказала она вслух. — Нет, Рой, ты этого не сделал.
Она и правда не думала, что он пошел в старый дом к Нику. Зачем ему это делать?
Но если там его нет, то где же он? Может, с ним что-то случилось?
«Господи, пожалуйста, только не это».
От одной этой мысли у нее засосало под ложечкой, и она тут же вспомнила, как исчез Бен. Умом она понимала, что это не одно и то же. Рой был собакой, и он был на своей территории. Эдди знала, что ничего не могла сделать, чтобы спасти Бена. А вот если что-то случилось с Роем…
У бассейна его не было. Ни в доме, ни в ангаре для карет тоже. Больше кроме как к старому дому идти было некуда. Но до него было метров восемьсот. Она поверить не могла, что Рой ушел так далеко. Но нужно все равно проверить. Может, Ник его видел.
— Рой! — Она все звала и звала его.
Голос, который ей ответил, был достаточно громким, чтобы она его услышала, но звучал как-то напряженно:
— Он здесь.
— О, слава богу.
Она с облегчением увидела стоящего во дворе перед домом счастливо виляющего хвостом Роя. А потом с ужасом воззрилась на Ника без рубашки, стоящего на середине лестницы с огромной и очень тяжелой балкой на плече.
Один конец балки уже был на месте. Ей трудно было представить себе, как он смог его туда положить. Но теперь другой конец балки нужно было поднять и вставить в другой конец крыльца.
Пока она смотрела, лестница дрогнула.
— Подожди!
Не успела она крикнуть, как тут же поняла, что не надо было ей этого делать, что она может его напугать, и он тогда упадет и уронит на себя балку.
К счастью, он только посмотрел на холм и на нее.
Эдди уже чуть ли не бежала к ним. Рой при виде ее пришел в восторг. Он начал лаять и прыгать от радости.
— Нет! Рой, прекрати! — Она так и видела, как Рой сносит лестницу вместе с Ником. — Какого черта ты делаешь? Ты же мог убиться!
— Я много раз это делал. — Голос у него звучал напряженно от тяжести груза, который он на себе держал.
Эдди видела, как по шее у него струится пот, капает ему на спину, прокладывает дорожки на его пыльной голой спине.
— И даже дожил до того момента, когда смог об этом рассказать. И все же это неразумно. Тебе нужна помощь.
— Хочешь быть добровольцем?
— Да.
Она прошла мимо Роя и ухватилась за лестницу, остановившись у Ника за спиной, двумя руками придерживая лестницу на месте, пока он по ней поднимался.
Ник бросил на нее встревоженный взгляд:
— Уйди оттуда. Ты стоишь прямо на линии огня, если я вдруг уроню эту штуку.
— Тогда лучше ее не роняй. — Она осталась на месте, носом почти упираясь ему в джинсы под коленками.
— Эдди!
— Ник! — Она не сдвинулась с места.
— Черт, — тихонько пробормотал он.
Но, когда она и не подумала отойти или отпустить лестницу, она увидела, как зашевелились его ноги, напряглись мускулы, и он поднялся на одну перекладину вверх. Лестница задрожала. Она ухватилась за нее изо всех сил. Теперь она могла во всех подробностях рассмотреть пятна и потертости на его рабочих ботинках со стальными пластинками на носках.
— Ты идиот, — сказала она тоном, которым обычно ведут светскую беседу, просто для того, чтобы как-то отвлечься, не думать, что случится сейчас, если соскользнет балка или поскользнется сам Ник.
— Ты… — он поднялся еще на одну перекладину, — тоже.
Теперь она не видела его ботинки. Она посмотрела вверх. Вид открывался потрясающий, не считая страшной балки.