– Перестаньте, граф, – с нескрываемым любопытством глянула на него женщина. – Ну, говорите же…
– Хорошо, – Павел Иванович сделал вид, что ему неловко произносить эти слова. Но он их произнес: – Я хочу предложить вам, госпожа Полуянц, новую квартиру…
– То есть? – не поняла или сделала вид, что не поняла предложения «графа» Наталия Георгиевна.
– То есть я хочу, чтобы вы съехали из этого дома… – повторился Павел Иванович.
– Но… зачем?
– Мне кажется, негоже такой женщине, как вы… – Он замолчал, собираясь с мыслями, и Полуянц добавила за него:
– Быть содержанкой старика и сластолюбца… – вы, должно быть, это хотели сказать?
– В общем, да, – несколько виновато посмотрел на Наталию Георгиевну Павел Иванович.
– Но мне удобно так жить, – сказала Полуянц. – Не скажу вам, что мне это очень нравится, однако на данный момент для меня это единственный возможный способ существования.
– Не единственный, – быстро произнес Давыдовский.
– То есть, – с уже нескрываемым интересом посмотрела на гостя женщина, – вы хотите мне предложить другой вариант?
– Именно так, – учтиво ответил Павел Иванович. – Я предлагаю вам съехать из этого дома и навсегда забыть о господине Феоктистове, как будто его не было вовсе.
Последовало минутное молчание, в течение которого Наталия Георгиевна несколько раз прошлась по будуару, шурша шелками, и посмотрела в окно, перегнувшись через подоконник и тем самым обозначив весьма аккуратную и аппетитную филейную часть. Было предельно ясно, что сделала она это предумышленно.
– А скажите, – произнесла она затем, – откуда вы про меня столько знаете? Вы что, следили за мной? Или за господином Феоктистовым?
– Да, я за вами… наблюдал, – сдержанно ответил «граф».
– Зачем? – Полуянц слегка прищурилась. – Вы в меня влюблены, граф? Я вам нравлюсь?
Павел Давыдовский предпочел отмолчаться.
– Хорошо, предположим, я приму ваше предложение и перееду. А на что же я буду жить? – уже вполне по-деловому спросила Полуянц. – Илья Никифорович меня вполне обеспечивал. По крайней мере, я была сыта, одета и практически ни в чем не нуждалась.
– Вы будете получать содержание… – сказал Павел Иванович. – Во всяком случае, вы тоже не будете ни в чем нуждаться…
– Господи, ну вы, граф, так бы прямо и сказали, – промолвила Наталия Георгиевна, присаживаясь на диван рядом с Давыдовским. – А то меня все время мучил вопрос: что от меня нужно этому господину. Вы хотите взять меня в содержанки?
– Ну…
Наталия Георгиевна не дала договорить:
– Молчите, я вас поняла. – Она положила свою ладонь на коленку Павла Ивановича. Ладонь была горячей. – Можете ничего больше не говорить: конечно, я с удовольствием готова променять старика на вас. Если, конечно, я не потеряю в своем… благополучии.
– Очень хорошо, – слегка отодвинулся от женщины Павел Иванович. – Домик для вас, госпожа Полуянц, я уже снял… А сколько вы получали содержания от Ильи Никифоровича?
– Я была у него на всем готовом, – улыбнулась Полуянц, заглядывая «графу» в глаза. – И еще он давал мне на карманные расходы.
– И сколько это получалось в год? – поинтересовался Давыдовский с легкой улыбкой.
– Да уж не менее шестисот рублей, я полагаю, – улыбнулась Полуянц и приблизила свое лицо к лицу «графа». – А вы, граф, хотите предложить мне больше?
– Да, – ответил Павел Иванович. – Годовое содержание в восемьсот рублей ассигнациями.
– Вы душка, граф! – обрадовалась Наталия Георгиевна и скользнула ладонью от коленки выше по ляжке. Давыдовский посмотрел на нее и не убрал руку.
Почему? Да потому что – слаб человек. Даже такой твердый и несгибаемый, как Павел Иванович Давыдовский. А когда женщина, весьма премиленькая, сама жаждет ласки, не скрывает этого и, более того, выступает инициатором любовного действа, тут уж не устоит ни один мужчина. Конечно, ежели он обладает обычной природной ориентацией и не подвержен какой-нибудь противной болезни, ослабляющей его мужскую силу…
Когда ладонь женщины коснулась его восставшего естества, Павел Иванович уже созрел в своем решении: пусть будет то, что будет. А было… Впрочем, то, что было, запечатлено в самом лучшем виде на французских порнографических открытках. И ежели вы желаете поболее об этом узнать, ступайте в аптеку господина Наума Шмульсера, что на Проломной улице, и купите таких открыток десяток на трешницу. Тогда вы поймете, чем и как занимались следующие сорок минут Наталия Георгиевна Полуянц и Павел Иванович Давыдовский на очень мягком диване в премиленьком будуаре домика господина Феоктистова, что в Собачьем переулке. Только открытки эти продаются не каждому. А только тем, кто знает пароль:
«Мама велела мне купить у вас капли датского короля».
Это был пароль для студентов и гимназистов, которые заглядывали в аптеку Наума Шмульсера весьма часто. Да это и понятно: юнцы входили в тот возраст, когда их интересуют вопросы соединения полов.
Для мужчин в возрасте, любящих данные картинки, существовал несколько видоизмененный пароль:
«Супруга велела мне купить у вас капли датского короля»…
Эти мужчины заходили в аптеку на Проломной улице, когда было темно, тушевались и говорили пароль слабым от волнения голосом. Это тоже было понятно: супруги им давно приелись, положение не позволяло иметь любовниц, а вот посмотреть на досуге любопытные картинки, как они называли между собой порнографические карточки, было им в радость…
Когда страсть была утолена, разговор между Наталией Георгиевной и Павлом Ивановичем продолжился уже в более непринужденном и дружественном тоне.
– И когда ты хочешь, чтобы я съехала? – спросила Полуянц, обращаясь к Давыдовскому на «ты», поскольку они, так сказать, только что «породнились». И она как бы имела на это право.
– Сегодня же, – просто ответил Павел Иванович.
– Значит, мне можно уже собираться? – посмотрела на «графа» Наталия Георгиевна, зашнуровывая лиф.
– Да, – коротко ответил «родственник». – И я смогу тебя тотчас отвезти на новое место.
– Это где? – задала вопрос женщина.
– В Кошачьем переулке, – ответил Павел Иванович.
– В Кошачьем? – невольно хохотнула Полуянц, весьма довольная, поскольку не только принесла удовольствие мужчине, как это случалось с Феоктистовым, но и получила удовольствие, как это с Феоктистовым не случалось. – Значит, из Собачьего переулка я переезжаю в Кошачий?
– Значит, – коротко ответил на это Павел Иванович, которому было за себя несколько стыдно. Впрочем, в случившемся между ним и Натали он был нисколько не виноват, верно?
– Ты ведь меня не обманешь? – подошла к Давыдовскому Наталия Георгиевна.