Яким еще плеснул горькой в стакан, выпил одним глотком, зацепил пятерней капустки.
Нет на этой земле могилы Мамая. Разметало его тело ошметками после взрыва поезда так, что даже если кто-нибудь и задался бы целью собрать Мамая воедино, то не досчитался бы многих его частей. А тогда, летом восемнадцатого, они ехали в поезде и тоже почти безотрывно смотрели в окно. Дело, которое им предстояло «сработать», было из ряда вон, как определил его неунывающий Ленчик.
– Если все получится, мы войдем в историю, – втолковывал он электрических и плавильных дел мастеру и энергично хлопал его по костлявому плечу. – Нам будет посвящена целая глава в учебниках по криминалистике. Выпотрошить Государственный банк России с золотым запасом всей страны – это вам не комар чихнул.
– Помолчи, помело, – беззлобно увещевал его плавильный и электрический мастер Гриша, однако в душе тоже гордился, что на такое дело Мамай позвал именно его. В специально сколоченном фанерном сундуке он вез плавильный агрегат, который мог посредством специального газа расплавить любую металлическую дверь и замок несгораемого шкафа или бронированного сейфа. В специальном отделе сундука лежали газовые баллоны к агрегату, который без них был бы совершенно бесполезен.
Ленчик имел небольшой фибровый чемодан, где в специальных мешочках находились ядовитые порошки, которые при сжигании выделяли усыпляющий, парализующий или вовсе смертельный для человека газ, а баночка из-под монпансье содержала в себе смертельный яд. Таким ядом Мамай однажды прикончил одного дерзкого авторитета, копающего под Парамона Мироновича, и уж слишком ретиво претендовавшего в тузы Хитровки.
Мамай проделал это очень просто и быстро: намазал ядом одну сторону ножа, потом разрезал пополам яблоко и угостил уркача той половиной, на которую попал от ножа яд. Вторую половину яблока Мамай взял себе и первый откусил от нее, как бы убеждая авторитета, что опасаться нечего. Вслед за Мамаем откусил от яблока и дерзкий претендент, после чего закатил глаза, пустил пену изо рта и дал дуба после недолгих конвульсий.
Помимо Гришиного сундука и фибрового чемодана Ленчика, пятеро мужчин везли с собой еще два чемодана с разными воровскими инструментами и флаконами сильно действующих кислот, прожигающих менее чем за час любое твердое тело. Кроме того, в специальных отделениях чемоданов находились три карманных фонарика, шесть противогазовых масок, театральный грим, фальшивые усы и две фальшивые бороды, серая и черная. Сам Мамай вез пузатый саквояж Савелия Николаевича, в котором находился полный и новейший инструментарий для вскрытия несгораемых шкафов и сейфов.
Казань показалась Якиму уменьшенным слепком с Москвы. Те же монастыри и церкви, только пониже колокольнями и потоньше стенами, те же пыльные мощеные улицы, правда, короче и у+же, те же купеческие особняки с магазинами-лавками на первых этажах, только выбор товаров хлипче и приказчики менее наглы. Да и голосами будут пожиже.
Остановились они в нумерах «Франция» на Воскресенской улице, кажется, самой главной в городе. Там же, только в нумере люкс, то бишь, с ванной и телефоном, жил Савелий Николаевич с супругой, замечательно красивой и вообще необыкновенной женщиной.
Он увидел знаменитого медвежатника близко на следующий день, когда Родионов пришел в их нумер. Это был человек чуть выше среднего роста и чуть старше средних лет, с серебряным налетом седины на висках и с глазами цвета стали. От него веяло силой и неукротимой волей, а цепкий взгляд, попеременно останавливающийся на членах команды Мамая, казалось, залезал каждому внутрь и рассматривал там то, что они сами никогда бы не показали постороннему человеку. Словом, если бы такой человек шел вам навстречу по узкой тропинке, вы, не задумываясь, первым уступили бы ему дорогу.
Разговор пошел о деле. Оказалось, Савелий Николаевич играл роль старшего фининспектора Наркомата финансов из Москвы, уже побывал в банке и осмотрел хранилище золота.
– Этих ящиков там сотни, – объявил он. – А еще мешки с золотыми монетами, которые мы можем вынести все до единого, золотые полосы и бруски, сложенные просто штабелем, как дрова. Зрелище, скажу я вам, весьма и весьма впечатляющее. Признаюсь, видеть подобного мне не приходилось. А за время своей… деятельности разного добра я повидал немало.
– Да-а, – протянул Ленчик. – Прямо Клондайк какой-то!
– И сколько того золота будет на деньги? – спросил Гриша, по своему обыкновению курящий одну папиросу за другой.
Яким помнил все до мелочей. Родионов обернулся к плавильному мастеру и, выдержав небольшую паузу, верно, для придания большего эффекта следующим словам, тихо произнес:
– Шесть с половиной миллиардов рублей, – он выдержал новую паузу и добавил: – И еще сто одиннадцать миллионов рублей ценными бумагами и векселями.
Мамай, выпучив глаза, закашлялся.
У Гриши свалилось с носа пенсне, и он прикурил новую папиросу от еще не потухшей старой.
А у Ленчика, верно, неожиданно ослабли ноги в коленках, и он плюхнулся задницей прямо на пол.
Все долго приходили в себя. Молчание продолжалось бы, наверное, еще, но его нарушила Елизавета Петровна, супруга Родионова.
– Может, вы не все золото будете… изымать и все-таки оставите им немного? – спросила она.
– Конечно, оставим, – ответил за всех Родионов. – Хотя бы даже потому, что вынести оттуда все золото у нас просто не хватит сил. Да и во времени мы ограничены.
Потом они обсуждали детали «операции» (именно такое слово подобрал Родионов для предстоящего дела), и Серый спросил об охране банка.
– Хороший вопрос, – повернулся к нему медвежатник. – Банк охраняют лучшие стрелки из латышского батальона. Но это не должно вас беспокоить, – добавил он.
– Почему? – спросил Серый.
В ответ Родионов указал на респираторные маски, горкой лежащие на диване:
– У нас есть вот это, – пояснил он. – А у латышей таких масок не будет. Мы зажжем волшебный порошок Ленчика, вот он, – с этими словами он достал из чемодана небольшой холщовый мешочек, – и порошок выделит усыпляющий газ. Охрана уснет и станет смотреть сладкие сны, а мы в то время проникнем в хранилище, возьмем золото, погрузим его в вагон и отбудем в направлении, одним нам известном. Транспорт на тебе…
Яким помнил, как посмотрел на него шеф после этих слов. Взгляд означал: расшибись, но сделай.
– Хорошо.
– Десять подвод, – уточнил Родионов. – Они должны ждать нас у конца узкоколейки, что идет от банка к Булаку.
Яким в то время еще не знал, что такое «Булак» и где кончается узкоколейка, но коротко ответил:
– Понял.
– Когда вы идете? – спросила супружница мужа.
– Сегодня ночью, – ответил Родионов и оглядел всех присутствующих. – Сбор вечером в десять.
Где-то далеко за Волгой раскатисто громыхнуло. Все повернулись к окну, но за ним вовсю светило солнце, а на небе не было ни облачка. Новым громовым раскатам никто не придал значения.