Шеф поставил саквояж на пол, присел на корточки и щелкнул замочком. Затем достал небольшую отвертку, выпрямился и стал выкручивать винты замочного щитка. Потом долго колдовал над ним, попеременно нажимая кнопки с цифрами и слушая едва различимые щелчки. А чуть позже удовлетворенно хмыкнул и нацарапал на стене цифру 7. Похоже, одна цифра кода была найдена. Затем он о чем-то негромко поговорил с Гришей, и Яким расслышал лишь обрывки фраз:
– … что скажешь?
– …электрический замок… при нажатии… замыкается… включается… ский двигатель.
– … сможем включить?
– Почему не сможем, смо… Но это… пока замок не будет открыт.
После этих слов Гриша закурил папиросу.
– Выходит, замок надобно открыть в любом случае, – уже громче произнес Савелий Николаевич.
– Выходит, – согласился Гриша и произнес слово, которое Яким слышал впервые: – Тестер.
Затем Гриша достал из кармана своего кургузого пиджака этот самый тестер, похожий на большие наручные часы, и они уже вместе с Родионовым стали колдовать над шифром замка. Скоро рядом с семеркой Савелий Николаевич нацарапал единицу.
– Давай, будем проверять цифры по порядку: два, три, четыре… – предложил Родионов.
При нажатии на кнопку с цифрой 2 стрелка прибора, зовущегося тестером, осталась на месте.
– Нет, – буркнул Родионов.
На нажатие кнопки с цифрой три прибор не отреагировал тоже.
Яким с Серым почти не дышали. Мамай же, напротив, сопел и вытирал со лба крупные капли пота.
– Давай четверку, – нетерпеливо произнес Савелий Николаевич.
Гриша повозился с проводками.
– Жмите.
Медвежатник нажал на кнопку с цифрой 4.
Стрелка прибора скакнула вправо, и Родионов рядом с цифрой 1 нацарапал цифру 4.
Таким же образом были найдены нужные цифры кода 6, 9 и 0.
– Все, – выдохнул Савелий Николаевич, глядя на стенку, где было нацарапано 714690. – Молодец, Григорий.
Электрических и плавильных дел мастер лишь хмыкнул и закурил новую папиросу.
Савелий Николаевич Родионов, вор-медвежатник всея Руси, а ныне Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, непревзойденный мастер по вскрытиям сейфов и несгораемых касс, поиграл пальцами, зажимая их в кулаки, после чего принялся аккуратно нажимать на кнопки электрического замка: 7, 1, 4, 6, 9, 0.
Затем решительно отступил на шаг в сторону.
Стена не сдвинулась даже на дюйм.
Родионов посмотрел на наручные часы. Яким непроизвольно сделал тоже самое. Стрелки показывали без десяти три.
Савелий Николаевич посмотрел на остальных. Все в ожидании глядели на Родионова. Тот, казалось, не проявлял никакой озабоченности.
Отослав Ленчика с Якимом и Серым глянуть, как чувствует себя охрана и не собирается ли кто из них просыпаться, медвежатник снова принялся за цифры. По его стиснутым зубам было ясно, что он не отступится.
В банке все было по-прежнему: солдаты находились в отключке – газовые шашки Ленчика подействовали безотказно и надолго.
Вернувшись, они сели у стены и стали наблюдать за действиями Родионова, седые виски которого поблескивали от обильно выступившего пота. А он продолжал и продолжал набирать разные варианты цифр: 107469, 471690, 417690, 461790…
Стена не двигалась.
Потом шеф задумался. Стрелки часов уже крепко перевалили за три часа. А Родионов стоял, не предпринимая никаких действий.
Наконец, будто спохватившись, он набрал один набор цифр…
Стена стояла мертво.
Другой…
Где-то в подвале загудело так, будто завелась мощная машина. Яким с Серым переглянулись.
Шеф набрал новый код и… бетонная стена, дрогнув, поползла вбок, словно складывающаяся ширма в дамском будуаре.
– Ура! – не удержавшись, воскликнул Ленчик.
Все столпились возле отъезжающей стены. А потом их взорам предстало то, что вполне могло свести с ума.
– Мама родная, – тихо произнес бывший адъюнкт-химик и с улыбкой до ушей первым шагнул в блиндированное хранилище. – Пресвятая Дева Мария Богородица, спаси мя и сохрани…
– Да-а, – восторженно протянул Гриша, и у него изо рта выпала на пол горящая папироса.
Мамай часто-часто смаргивал, Яким беспрестанно глотал слюну, а Серый, как о том он после сказал Якиму, не мог унять дрожь в коленках, – это Серый-то, потомственный уркаган, который не единожды попадал в такие передряги, из которых мало кто смог бы выйти не то что живым, невредимым!
– Поглядели? – нетерпеливо спросил Савелий Николаевич, в очередной раз глянув на часы. – Теперь за работу.
– Что берем в первую очередь, Савелий Николаевич? – весело спросил Ленчик.
– Сначала мешки с монетами, – приказал Родионов. – Потом полосы и ящики с брусками.
Он обернулся к Якиму.
– Во дворе банка стоит локомотив с вагонами. Сходи, проверь, все ли там ладно.
Яким кивнул и двинул в сторожку на заднем дворе банка. Дверь ее была лишь прикрыта, и он осторожно открыл ее и вошел. Сторож спал на кушетке, открыв беззубый рот.
Яким наклонился над ним и потормошил за плечо.
– А? – спросил сторож спросонья.
– Не дергайся, папаша, ежели на перо не хочешь напороться, – предупредил его Яким.
Старик быстренько все понял и кивнул головой.
– Ну, вот и ладно, – сказал Яким. – Коли послушным будешь, ничего с тобою, может быть, и не случится. Будешь послушным-то?
Сторож снова кивнул головой.
Яким связал его приготовленной заранее веревкой. Сторож не сопротивлялся.
– Молодец, – похвалил его Яким. – А теперь открой рот.
Сторож послушно разинул рот, и Яким с силой запихал в него кусок скомканной байковой тряпицы.
– Носом дыши, – посоветовал напоследок сторожу Яким, – а то сдохнешь, – и пошел к локомотиву…
Завмаг Филипчук, он же бывший налетчик Яким, оторвал взгляд от окна. Ночи в июле короткие, глазом моргнуть не успеешь, как небо из черного становится серым, а потом начинает голубеть. Несмотря на опорожненную бутылку, в голове было ясно, а может, это начинающийся день не давал ему захмелеть из-за свежести раннего утра.
Яким подтянул к себе сверток и откинул угол материи. Потом еще один и еще. В неясном свете, падающем из окна, тускло сверкнули масляной сталью бок старенького «нагана» и лезвие финского ножа…
Золотой запас России они сносили в вагон молча, только сопели да обливались потом. Мешки с монетами «реквизировали» все до единого, затем погрузили в вагон золотые полосы и принялись за ящики. На каждом из них имелось четкое клеймо государственного казначейства Российской империи. Ящики были одинаковыми и тяжелыми, весом пуда по четыре с лишком. Но, как говорится, своя ноша – не тянет. Особенно золотая. Поэтому «экспроприация», как называл Ленчик то, что они делали, шла споро, и даже худой и похожий на высохшую жердь Гриша, отдуваясь, таскал ящики один за другим без передыху. Впрочем, мужик он был жилистый, и иметь дело с тяжестями ему, очевидно, приходилось не однажды.