– Вам сюда.
Коротко постучавшись, он приоткрыл дверь.
Владлен, перебарывая неловкость, протиснулся в проем, держа перед собой сумку. Следом вошли Людмила с Назаром. В комнате, кроме господина Писрро и переводчицы, расположившихся в мягких креслах, присутствовал третий человек, стоявший подле низкого широкого стола, где стопками были уложены большие желтые конверты. Было видно, что одежда для толстяка не стоит в списке приоритетов: одет он был в полосатую рубашку с короткими рукавами из простой дешевой ткани; на коротких светло-зеленых штанах едва обозначены стрелки, а подошвы на штиблетах были такие тонкие, как если бы их не было вовсе. Щеки гладко выбриты, только на верхней губе неряшливо торчало несколько черных волосков, растущих во все стороны.
Заваленная по углам мешками комната мало походила на кабинет. Она напоминала обыкновенное отделение связи, а толстяка можно было принять за клерка средней руки, исполнявшего роль почтальона, грузчика, а заодно и разносчика.
Писрро поднялся со своего места и радушно, как если бы со дня последней встречи прошло полстолетия, похлопал вошедших по плечу.
– Это господин Родригес. Он наш, если так можно выразиться, почтмейстер. – Толстяк довольно растянул полные губы. Выглядел он вполне добродушно. – Он поможет упаковать дипломатическую почту и подпишет курьерский лист. Без него нельзя!
Толстяк быстро заговорил, вызвав у Владлена скупую улыбку, – голос у обладателя огромного тела оказался по-бабьи писклявый.
– Господин Родригес спрашивает, куда именно вы летите? – перевела Крузита.
– В Мехико, с пересадкой в Лондоне. Там мы намереваемся пробыть один день.
Удовлетворенно кивнув, толстяк продолжил столь же пронзительно.
– Господин Родригес говорит, чтобы оформить все документально верно и чтобы на таможне не возникло каких-то неожиданностей, он должен знать, кто будет старший курьер.
– Запишите меня, – отозвался Лозовский.
– Пусть будет так, – легко согласился почтмейстер, – ваши данные уже имеются, курьерские листы заполнены, остается только поставить подпись.
– Вы не забыли принести изумруд Монтесумы?
Приподняв сумочку, Людмила произнесла:
– Он здесь.
– Господин Писрро говорит, поймите меня правильно, но мне бы хотелось на него взглянуть.
– Покажи, – разрешил Владлен.
Щелкнув замками, Людмила приоткрыла сумку, показав лежавший на кожаном дне фрейлинский шифр. Шея господина Писрро невольно удлинилась, показав заросший тонкими волосами кадык. Некоторое время он любовался сиянием, исходившим из глубины камня, потом, сглотнув, слегка прохрипел, а Крузита перевела:
– Господин Писрро сказал, что это он.
Крупные, чуток навыкате глаза почтмейстера, еще более округлились; тряхни он неловко головой, они наверняка скатятся на пол.
– В лазуритовой шкатулке яйцо Фаберже?
– Да.
– Можем начинать с изумруда Монтесумы, а потом запечатаем яйцо Фаберже.
– Я бы предложил немного иначе… С собой мы привезли груз, о котором говорили, мы бы хотели, чтобы он тоже был отправлен дипломатической почтой, давайте начнем с него, – вжикнув замком, Лозовский показал аккуратно сложенные конверты, в которых лежали доллары.
– Хорошо, пусть будет так, – сказала переводчица.
Повернувшись к толстяку, Писрро что-то быстро произнес, и тот, развернув к нему полное гладковыбритое лицо, свисавшее книзу многочисленными мелкими складками, подобострастно закивал. Подхватив из-под стола большой мешок из плотной холщовой ткани с надписью «Expedition officielle», он критически осмотрел его со всех сторон, как если бы хотел удостовериться в отсутствии прорех, а потом положил в него сумку с деньгами. Умело перевязал мешок со всех сторон, сложив образовавшиеся углы внутрь. Из небольшого ковшика вылил на углы расплавленный сургуч, привычно, как, возможно, проделывал не одну сотню раз, придавил печатью дипломатической почты Мексики.
– Теперь с этим мешком вас никто не тронет, – перевела женщина слова почтмейстера, – главное, чтобы почта была оформлена соответствующим образом.
– А если все-таки захотят вскрыть почту?
– Не думаю, что кто-то осмелится. Есть определенные правила. Такого не делают даже в состоянии войны. Если же все-таки произойдет нечто подобное, то случится крупный международный скандал. Вряд ли кто-то хочет неприятностей.
Толстяк проворно вписывал в курьерский лист номер вализа, адрес доставки, после чего обыденно отшвырнул мешок в сторону. Владлен невольно перевел взгляд на то место, куда упали три миллиона долларов.
– Теперь яйцо Фаберже, – сказала переводчица.
Людмила открыла сумочку, достала из нее ультрамариновую шкатулку с ярко-желтыми прожилками и аккуратно поставила на стол.
Родригес что-то энергично заголосил. Переводчица внимательно выслушала пронзительный голос, после чего повернулась к Владлену:
– С этим грузом вы должны обращаться особенно бережно, сами понимаете.
Лозовский поднял шкатулку, открыв ее, некоторое время, будто оцепенев, рассматривал яйцо Фаберже, потом ответил, едва кивнув:
– Мы понимаем. Это в наших интересах. Оно будет у нас в руках. Напомните господину Писрро, что я отдам ему изумруд только после того, как получу за него деньги.
– Господин Писрро не забыл, все будет именно так, как вы и договаривались, – понимающе произнесла переводчица. – В Лондоне вас будет встречать его доверенное лицо, он и передаст вам деньги.
Слегка помедлив, Владлен Лозовский поставил на стол шкатулку.
Почтмейстер подошел к стеллажам, стоявшим в самом дальнем углу комнаты, и среди огромного количества коробок выбрал подходящую – небольшую, но с крепкими стенками. Не удержавшись от соблазна, также приоткрыл шкатулку и, полюбовавшись россыпью бриллиантов, бережно закрыл. Завязал шкатулку скотчем и аккуратно, забив свободные места бумагой и ватой, запаковал. После чего в курьерский лист записал еще один перевозимый предмет.
– Теперь изумруд Монтесумы, – напомнила переводчица.
– Доставай шифр, – сказал Владлен Лозовский, повернувшись к Людмиле.
Возможно, медленнее, чем следовало бы, Людмила достала из сумочки шифр фрейлины и протянула его Писрро. Неожиданно мексиканец что-то быстро заговорил и выставил вперед руки, явно протестуя.
– Что это он? – удивился Лозовский.
– Господин Писрро сказал, что притронется к изумруду Монтесумы только тогда, когда окажется на мексиканской земле.
– Что ж, это ваше дело, – положил Владлен шифр на стол.
Почтмейстер не лишил себя удовольствия рассмотреть изумруд Монтесумы поближе. Некоторое время он вертел его в толстых, будто сардельки, пальцах, даже приподнял его, рассматривая на свет. В какой-то момент Лозовскому даже показалось, что он приставит его к центру лба, к тому месту, где прежде он располагался у Монтесумы, но в последний момент его рука вдруг ослабла и плавно опустилась. Не жалея бумаги и ваты, почтмейстер бережно завернул шифр, а затем поместил его в крепкую пластиковую коробку. Столь же бережно положил коробку в небольшой холщовый пакет и, перетянув бечевкой, скрепил со всех сторон сургучными печатями.