Далимил стоял сразу за пологом и сделал только шаг, чтобы оказаться рядом. Ставр дал указания: кого в темноте, пока сам Ставр тут, необходимо привести и где посадить, чтобы всю ночь палатка князя была под доглядом. Плеточник побежал выполнять.
– Еще, княже, дело есть доброе. Тоже для завтрашнего дня.
– Вещай.
– Твой стрелец Барабаш, что на турнире полный рог с золотом получил, деньги все успел потратить. Сразу…
– Что ж в этом доброго?
– И я ему в этом помог…
– Ну, не тяни душу.
– Эсты-викинги захватили малолетнего Олафа из дома Трюгвассенов, наследника норвежского престола, и продали его в рабство вместе с двоюродным братом Рагнаром и воспитателем. А мы с Барабашем выкупили их. Грек-работорговец совсем обнаглел, когда Барабаша признал. Весь приз потребовал…
– Ай да Барабаш. Не пожалел?
– Не пожалел.
– Молодчина. И что ты думаешь с ними делать?
– В Хаммабург прибыл Райнульд Трюгвассен. Ищет сына и племянника.
– Старый боевой конь!
– Старый боевой конь выглядит и в самом деле стариком. Совсем его сломала пропажа единственного сына. И найти уже отчаялся, но тут след появился. Завтра Райнульд захочет встретиться с Карлом, чтобы просить его о помощи.
– А если не захочет? Если сам будет искать?
– Я сделал так, что захочет, – спокойно пояснил волхв. – И Райнульд будет, скорее всего, присутствовать на турнире. Тебе, княже, предстоит сначала всех победить, в том числе и Сигурда. Это обязательно, чтобы с честью, а не как проситель, подойти к королю. И только с честью можно сделать второе доброе дело. В присутствии Карла передать Трюгвассену мальчиков.
– Это дело в самом деле доброе! Представляю, как вытянется физиономия у Трафальбрасса, если он сможет наблюдать за этим. Хотя я постараюсь, чтобы он не смог… Да… А что на это Барабаш скажет? Это же он их из рабства выкупил?
– Барабаш хочет доставить тебе, княже, удовольствие и пользу княжеству.
– Скажи ему, что я не забуду такой услуги. И деньги ему верну, и в благодарности не оставлю. На что он сам приз потратить хотел?
– Дом мечтал в лесу купить и отроков стрельбе учить…
– Скажи, я дарю ему свой лесной домик…
– Это дворец…
– Вот его и дарю… Вместе со всем окружающим лесом… А сам, даст Свентовит, буду к нему в гости приезжать. На охоту…
– Он будет очень тебе благодарен, княже…
Короткий, как у самого Ставра, стук в щит показал, что Далимил уже вернулся.
– Что-то быстро ты… – понял волхв, что подобная поспешность не случайна.
– Из города гонец прискакал. От Олексы. Старший мальчик, больной, из тех, что ты там оставил, умирает…
Ставр переглянулся с Годославом.
– Я туда. Для Райнульда это было бы непоправимым горем. Сын единственный… Может, я сумею хоть что-нибудь сделать. Был бы здесь Горислав… До доброго утра, княже… Утро будет для тебя добрым, я чувствую это. И помни, что только Карл сможет помочь тебе и княжеству. Только Карл… Но Карл будет помогать не нищему просителю, а сильному князю, которого он сможет полюбить, как когда-то любил своего племянника. Далимил, найди моего коня.
И Ставр стремительно вышел.
Коня ему привел Власко, не желавший спать. И своего коня, взнузданного, тоже привел. Измученный мальчик старался заглянуть учителю в глаза.
– Я с тобой поеду…
– Ты ж усталый.
– Я поеду… – Голос упрямый и настойчивый.
– Зачем тебе это… На больных смотреть неинтересно.
– Мне надо. Я знаю. Я его видел…
* * *
Уже среди ночи Ставр постучал в калитку городских ворот Хаммабурга. Сонный стражник никак не хотел открывать и согласился на это только тогда, когда волхв погремел в кулаке несколькими серебряными монетками. Серебро имеет тонкий, но звучный голос, который легко проникает сквозь щели любых, самых тяжелых ворот, не говоря уже о калитке.
– Тревожат людей почем зря… – проворчал стражник, принимая плату. – Не спится им…
Потревожили, очевидно, только его. Обычно же спокойные даже днем улицы полусонного города и в эти ночные часы были все еще не пусты от народа. Прямо посреди многих из них стояли повозки и телеги, где спали люди, кто-то бродил с места на место, не совсем соображая после дневного праздника, что ищет и куда бредет. Городская стража в дни турнира даже не выставляла поперек улиц традиционные рогатки, мешающие проходу и проезду, нарушая заведенный порядок. Но все же дневного столпотворения в ночные часы не было, и Ставр с Власко быстро доехали до ворот дома купца Олексы, хотя из-за городской тесноты и не могли гнать побыстрее. Их ждали, приняли лошадей и сразу провели к больному мальчику.
Тот лежал в светлице на втором этаже, весь горящий в жару, разбросав несколько теплых одеял, которыми его пытались накрыть, и цепляющийся тонкими пальцами себе за грудь и за ребра так, что на груди во множестве были видны синяки. По иссохшему маленькому лицу катились крупные капли пота. Глаза, страдающие, ничего не видели, но словно пытались спросить кого-то, стоящего над всеми, за что дано измученному телу такое испытание. Глазами мальчик уже расстался с солнечным светом, хотя еще и не посмотрел во тьму. Ставр приложил ладонь сначала к голове больного, потом к его груди. Слушал долго. Переглянулся с Власко, посмотрел на наставника норвежских мальчиков, который стоял тут же, за их спинами, на Олексу, печально мигающего сонными глазами.
– Рагнар умрет сегодня ночью…
– И ничего нельзя сделать? – скорбно спросил наставник, опуская плечи, словно теряя последнюю надежду.
– Можно попробовать… Тогда он может умереть сразу, но может и на ноги встать. Делать?
– Делай, Ставр, – ответив без раздумий, наставник взял на себя ответственность. Он Ставра знал давно и слепо верил ему.
Волхв выпрямился.
– Олекса, где у тебя колодец?
– На заднем дворе.
– Готовь чистую холстину. И поболе, и погрубее. Подставь мне, чтоб под рукой была.
Ставр поднял Рагнара и легко понес к лестнице. Маленькое тело почти ничего не весило. Рубаха была мокрой, кожа горячей. Лицо больного исказилось от беспокойства, но глаза по-прежнему показывали отсутствие земного духа.
На заднем дворе Ставр поставил мальчика на ноги прямо рядом с колодцем. Стянул с него прилипшую к телу рубаху. Рагнар чуть не упал, бессильные ноги не держали такое же бессильное тело. Наставник за талию поддерживал мальчика, пока Ставр вытягивал из колодца воротом большое деревянное ведро. Олекса принес холстину, встал в стороне.
От ведра веяло холодом. Но не ночным, а подземным, жутким.