Когда силы кое-как вернулись, он обнаружил себя распростертым на ложе. Комната была знакомая, в ней он ночевал не раз, когда останавливался в княжьем тереме. Перед ним на корточках сидел волхв Крыло, встревоженно заглядывал в лицо:
– Ингвар!.. Ингвар!
Он с трудом разлепил спекшиеся губы:
– Где она?
– Кто? А, ведунья… Варит травы.
Ингвар прошептал с тоскливым отчаянием:
– Олег говорил: свари дурню травы. Если поест – еще свари… Для чего варит?
Крыло удивился:
– Для тебя!
– Ага… Ты все подбирался, как меня дурнем назвать.
– Не дурнем, а сильно раненным, – возразил Крыло сердито. – Ты ж что не сказал? На волосок был от смерти! Хорошо, эта лесная волчица знает травы лучше меня. Сама разжевала листья, чтобы сок пустили, приложила к твоей ране, перевязала чистым. Признаюсь, я и то так бы не смог…
– Какой же ты, к Ящеру, лекарь?
– Походный, – огрызнулся Крыло. – А настоящий лекарь – это старый Пугач. Но его со стула тронуть нельзя, рассыпется. Так вот она с самим Пугачом поспорит по части трав.
Ингвар поморщился:
– Чего удивительно, она из леса. Только как бы мне не помереть в еще больших муках.
Крыло оскорбился:
– Ты бы видел, как она тебя выхаживала!
– Надеюсь, вы ножи держали возле ее горла?
Крыло удивился:
– Зачем?
– А, Ящер тебя забери!.. Ты что же, ничего не знаешь?
– Я подоспел, когда на улице собирали раненых. А тебя несли в расстеленном плаще. Красиво так несли, печально. Будто пробовали, как пойдут опосля, когда понесут в другую сторону. А что? Зачем держать нож, коли так старалась?
Ингвар скрипнул зубами, начал подниматься. Крыло подхватил под спину. К великому облегчению Ингвара, бок был как деревянный, в нем не было жизни, но не было и боли. Когда наконец повернулся, шея тоже была деревянной, не шевелилась. В глазах потемнело, когда увидел такое…
Сероглазую змею никто не сторожил! Разложила прямо на столе пучки с травами, нюхает, перебирает, складывает обратно. Иные отбирает в отдельный мешочек, который явно считает уже своим. Дурень Крыло не препятствует, ходит следом, развесив уши и роняя слюни. Она уже могла бы попытаться сбежать снова.
Или хочет посмотреть, как он будет корчиться в смертельных муках?
– Эх ты, – сказал он походному волхву укоряюще. – Говоришь, сама траву жевала?
– Да знаю, что горькая, как полынь, – посочувствовал Крыло, – но перетирать было негде, торопилась.
– Вот и помру теперь, – сказал Ингвар. – Ее слюна ядовитей, чем у змеи.
Крыло посмотрел с укором. Ольха, видя, что воевода встал, поспешно подошла. Он смотрел в ее серые глаза. В них было странное выражение. Как будто сочувствие боролось с желанием взять палку и стукнуть по его ране.
– Возвращайся в свою комнату, – велел Ингвар сухо. – Тебя вести связанной по рукам и ногам?
– Я даю княжеское слово, – сказала она ровным голосом, – что сегодня не буду пытаться убежать.
Он кивнул, принимая. Почему-то верил, что слово сдержит. Разве для него не стала бы вся жизнь черной, если бы хоть ненароком запятнал слово?
Ингвар сидел в одиночестве за опустевшим столом в малой палате и мрачно пил. О ране забывал, пока не двигался, а сейчас не то что двигаться, жить не хотелось. Гости князя еще веселились в главной палате, другие вышли во двор испытать силу и меткость в метании стрел. Он слышал, как весело орали, славили Влада, тот снова победил в метании дротика. Во всей дружине не было человека, который бы метнул дротик точнее и быстрее.
Он знал о разговоре хазарского посла с Ольхой. Его дружинники монеты взяли, но разговор пересказали. Один не поленился вылезти из соседней комнаты в окно, подкрался по карнизу и все подслушал. Потому Ингвар ждал пакость со стороны хазарина, а на Сфенела никак подумать не мог.
В славянских племенах селились и хазары. В Киеве нашла приют и убежище даже семья предыдущего кагана, ныне свергнутого, прижилась. У кагана было двенадцать жен, и вот уже по улице Киева вместе с полянскими детьми бегают маленькие каганы, коганы, кагановы, кагановичи. От них Ингвар знал, чего ждать, но Сфенел, Сфенел… И только ли будет один Сфенел?
Впервые князь Олег, который был за отца, поступил с ним так жестоко и несправедливо. Он, Ингвар, выполнял прямой наказ покорять племена славянского корня, присоединять к Новой Руси. За последние годы ее границы раздвинул почти втрое, разрушил десятки обособленных гнезд, казнил непокорных, а жителей примучил к дани. Дань наложил малую, зато дал защиту, мир. И чем отблагодарил князь Олег?
Он поморщился, словно хватил кислого. Князь, занятый подготовкой нового похода на Царьград, сбросил ему на руки злобную и неукротимую женщину. И даже не пообещал, что к вечеру заберет ее. Или передаст под опеку другому.
А кто решится сейчас взять ее, если она пообещала убить любого, кто ее коснется хоть пальцем?
Сфенел, подумал он зло. Красавец викинг, сильный и благородный. За таким она может пойти. Даже пойти за такого. Но Сфенел не рус, ее замужество за Сфенелом ничего не даст той Руси, которую они строят.
Напротив, ее племя и народ Сфенела соединят силы против его новой родины!
Он вскочил, едва не опрокинув стол, выругался, перекосившись от резкой боли. Черт, забыл про рану. Снова сел. Что делать? Как поступить правильно? Олег просто отмахнулся, предоставил решать ему самому!
В животе начало булькать, будто влил целое озеро вина. Он обвел палату мутным взором. Наконец-то хмель начал брать верх, а то хоть криком кричи: трезв как стеклышко!
– Да с чего это я сопли жую? – сказал он вслух. – У меня просто давно не было бабы. А тут можно и похоть потешить, и указать ей, кто я, кто она и в чьей полной власти она сейчас.
Он вскочил так резко, что стол подпрыгнул и ударился о стену. Ноги сами бегом пронесли через палату, даже в дверной косяк не врезался, только задел локтем. В коридоре почему-то был красный свет, Ингвар, как лось, пронесся по коридору, с треском вломился в комнатку, в которой он распорядился держать пленную древлянскую княгиню. Вооруженный гридень у дверей понимающе ухмыльнулся.
Ольха в это время встала на цыпочки, смотрела в окно. На грохот двери повернулась так резко, что едва не упала. Ингвар со зловещей неторопливостью закрыл за собой дверь, улыбка его была очень нехорошей.
– Опять прикидываешь?
– Что? – спросила она дрогнувшим голосом.