Схватка произошла у Ганау. По приказу Наполеона Друо с батареей в пятьдесят орудий открыл огонь по неприятельской коннице в сорока шагах от нее и прорубил дорогу через толпу баварского корпуса. Саксонцы потерпели сокрушительное поражение, корпус был буквально истреблен.
«Я мог, конечно, сделать его графом, – презрительно сказал Наполеон о Вреде, – но так и не смог сделать из него полководца».
За героизм, мужество и находчивость в Лейпцигской битве Засядько представили к ордену Святого Георгия III степени. Это было событием для всей русской армии: всего три человека имели этот орден в полковничьем чине! Первым был пьемонтец Мишо, вторым – немец Винстер. Оба они в битвах не участвовали, а получали награды и повышения в чинах благодаря тому, что состояли в свите Александра I. Третьим был Засядько.
После торжественной церемонии награждения в комнату к Александру стали приходить боевые друзья.
– Поздравляю! – сказал прямо с порога молоденький щеголеватый поручик. У него было миловидное круглое лицо и удивительно маленький, почти девичий рот. Это был Пестель, сын крупного сановника, выпускник Пажеского корпуса, теперь поручик лейб-гвардии его величества. – Государь изволил сказать, что ты ему уже примелькался на поле боя и в наградных листах. Значит, ты и раньше получал из его рук награды?
– Было такое, Павел Иванович, – благодушно согласился Засядько.
Дверь стремительно распахнулась, ворвался сияющий молодцеватый генерал. Он обнял Александра, расцеловал в обе щеки, затем выбежал за дверь и вернулся с огромной корзиной, из которой выглядывали горлышки бутылок.
– Иван Федорович без орошения не мыслит чествования, – заметил Пестель почтительно, но с легкой иронией.
Генерал, это был Паскевич, тоже выпускник Пажеского корпуса, резко обернулся, но его сердитая гримаса превратилась в ликующую улыбку.
– Поручик, а вы знаете, за что мы будем пить? За то, что в русской армии первым такой орден в полковничьем чине получил мой земляк! Я ведь родом из Полтавы, это недалеко от Гадяча, откуда наш герой.
Не дожидаясь ответа, он вытащил из корзины бутылку и, хитро улыбаясь, показал ее Александру. У того от удивления глаза на лоб полезли. Это была самая настоящая украинская водка с перцем. Так называемая перцовка. На донышке лениво колыхались два ярко-красных стручка.
– Где ты ее взял?
– На французском складе. Там были ящики с вином и всякое такое для польского корпуса Понятовского. Среди поляков было немало украинцев. Выпьем, трезвенник?
– От такого чуда грех отказываться. Наливай!
Дверь уже не закрывалась. Входили все новые и новые боевые товарищи. В числе последних пришел ровесник Александра великий князь Константин, младший брат Александра I.
Князь молча обнял Засядько и вручил подарок: кинжал из булатной стали, в рукояти которого сверкали драгоценные камни.
Присутствующие почтительно наблюдали эту сцену. Оба, Константин и Александр, были огромного роста, мускулистые, стройные. За обоими следовала слава рыцарей, только один из них был братом императора и кандидатом на престол, а второй, в отличие от остальных собравшихся, даже не имел чести учиться в Пажеском корпусе…
Рано утром снова двинулись в путь. Еще один кровопролитный бой завязался при переправе через Рейн. Все крепости капитулировали с условием сохранения сдавшимся оружия и доставки их во Францию с амуницией и обозом. Однако нигде эти условия не были соблюдены: всюду французов обезоруживали, обращались с ними как с военнопленными. Один Даву самоотверженно защищал Гамбург и, как узнал впоследствии Засядько, сдал вверенную его защите крепость лишь на основании формального приказа, полученного им от правительства Людовика XV после падения империи.
Полководцы коалиции со своими войсками обходили укрепленные пункты, прикрывая их заслонами, и устремлялись прямо к сердцу Франции, как планировал некогда Суворов. Жестокая война катилась по французским землям. Занятые союзниками провинции подвергались разорению.
Однажды к Засядько пропустили малорослого тщедушного человечка в цивильной одежде. Выглядел он необычно среди военных мундиров и обнаженных сабель, но держался неплохо, хотя и заметно побледнел от страха.
– Я Генрих Маркс, – сказал он тихо, – адвокат. Меня прислали жители с просьбой остановить бесчинства ваших войск. В Монландоре и Роланпоне казаки замучили даже священников.
– Вы уверены, – спросил Засядько недовольно, – что подобные зверства совершаются именно казаками?
Адвокат растерянно развел руками:
– В ваших войсках царит величайшее разнообразие… Такая пестрота мундиров, что и военным, наверное, нелегко разобраться…
– Разберусь, – пообещал Засядько. – Если произвол – дело казаков, накажу виновных. Если же в бесчинствах замешаны солдаты союзных армий, то я бессилен. Скорее всего, это пруссаки, они больше всех ненавидят французов.
Адвокат низко поклонился и ушел, поблагодарив русского офицера. Мюфлинг, наблюдавший за этой сценой, сказал враждебно:
– Выкрест! Сын еврейского раввина. Принял протестантскую веру, чтобы пролезть в юристы. Недавно добился избрания старшиной трирской корпорации адвокатов. Сюда, видно, его занесли обстоятельства. И чего вдруг заступается за французов? Хочет нажить неприятности? Или уже сорвал хороший куш за заступничество?
– Ты и в самом деле присмотри за своими, – посоветовал Засядько, – а то в Класи и Корбени твои люди сожгли все дома. Даже сараев не оставили.
– А в карманах одного убитого казака, – огрызнулся Мюфлинг, – обнаружили восемнадцать пар часов! Это ж сколько человек пришлось зарезать? Часы есть даже не у всякого немца! А уж у французишек… Война портит нравы, Александр, очень портит…
Союзники считали французский поход почти оконченным, но, по мнению Наполеона, он только начинался. При Шампобере император нанес сокрушительное поражение генералу Блюхеру. Русский корпус Олсуфьева был почти полностью истреблен. Полторы тысячи русских осталось на поле битвы, более двух тысяч попало в плен, в том числе сам Олсуфьев и два генерала. Французам досталось пятнадцать орудий, огромный обоз и знамена.
У Монмирайля Наполеон разгромил Сакена и Йорка, русские и пруссаки потеряли свыше четырех тысяч человек. Французы пустились за ними в погоню и на следующий день нанесли новое поражение, причинив урон в три тысячи человек и отбросив войска противника в беспорядке за реку Урк.
Еще через день Наполеон снова обрушился на войска Блюхера. Его конница врезалась в двадцатитысячную массу пруссаков, прорвала их ряды и привела в полное замешательство. Французы рубили, почти не встречая сопротивления, пролагая в прусских каре кровавые борозды. Блюхер, принц Август Прусский, генералы Клейст и Капцевич много раз рисковали быть взятыми в плен, убитыми или растоптанными лошадиными копытами. Преследование продолжалось до поздней ночи. Блюхер потерял шесть тысяч человек.