– Что? – изумилась Ирина. – Чего в ней такого здоровского было?
– А то! – ликовал Кирюшка. – То! Школьник с травмированной нижней конечностью не посещает занятий!!!
– Какая же разница, правая нога или левая? – попробовала я чуть привести Кирку в чувство.
Но ошалевший от радости ребенок ответил:
– Правая лучше, она толчковая!
Однако в больнице его радость быстро завяла.
– Перелома нет, – поставила диагноз симпатичная женщина примерно моих лет, – у него вывих.
– В школу-то ходить можно? – с надеждой глянул на нее наш Ломоносов.
Хирург подавила улыбку.
– Сейчас наложат такую штуку, чтобы зафиксировать травмированное место, лангет называется.
– Мясо, что ли, привяжут? – бесхитростно поинтересовалась Ирина. – В ресторане дают: лангет с жареной картошкой.
– Нет, – покачала головой травматолог, – мясо тут ни при чем. Пусть мальчик идет в гипсовую, а вы, девочки, помогите брату.
Кирюшка попытался встать и застонал:
– Ой-ой-ой, как больно, сил нет терпеть.
– Освобождение от занятий в случае вывиха положено на две недели, – улыбнулась доктор, – иди к медсестре.
Кирюшка подскочил и бодро, едва прихрамывая, затрусил в указанном направлении.
– Он хорошо учится, – пробормотала я.
Хирург засмеялась:
– Все мальчишки хороши. У самой двое, так у них большего праздника, чем грипп, нет.
Домой мы вернулись поздно. Сначала у въезда в Филатовскую довольно долго ловили машину. К слову сказать, секьюрити, стоявший возле шлагбаума, обрадовался нам, как родным.
– Ну, парень, говорил же, что у тебя в придачу к бриллиантовой руке еще и костяная нога будет. Что там следующее?
– Типун тебе на язык! – в сердцах воскликнула я.
Но глупый охранник оказался не последней неприятностью в тот вечер. Не успели мы сесть в «Волгу» и добраться до «Маяковской», как автомобиль, чихнув пару раз, резко встал.
– Пошли в метро, – предложила Лиза.
Но и в подземке нас преследовало невезение. Состав замер на перегоне между «Соколом» и «Войковской», машинист погасил свет, и мы просидели в кромешной темноте, казалось, целый час. Впрочем, когда наконец двинулись дальше, выяснилось, что задержка составила всего десять минут.
Не слишком приятный сюрприз ожидал и дома. Одна из наших мопсих, а именно Муля, обладает редким для собаки умением – она запросто открывает холодильник. Усаживается возле «Стинола» и начинает скрести лапой по дверце, минут через пять она распахивается, и перед Мулей предстают вожделенные продукты. Прожорливая Мулечка способна есть весь день, без остановки, у нее, как у детей, больных болезнью Дауна, полностью отсутствует чувство насыщения.
Зная эти способности, мы всегда, если в квартире никого не остается, плотно закрываем дверь «пищеблока». Напротив вешалки, у самого выхода, висит плакат-памятка тому, кто покидает дом последним: «Возьми ключи, выключи газ и свет, запри кухню». Но сегодня в суматохе мы забыли притворить дверь, за что и были наказаны.
– Да, – пробормотала Лиза, – холодильниковое побоище!
– Битва за колбасу, – хихикнул Кирюша, – сражение за сосиски.
Я только вздохнула. Все полки, кроме самой верхней, были пусты. Интересно, как коротколапые мопсихи ухитрились добраться до второй и третьей полок? Хотя скорей всего они поразбойничали внизу, а вверху поработали Рейчел и Рамик. Съели они все – кусок буженины, заливную рыбу, сыр, пачку масла, глазированные сырки, опрокинули кастрюлю с супом и сожрали яблоки с бананами. Произведя разбойное нападение, «бандиты», очевидно, почувствовали угрызения совести, потому что никто из животных: ни мопсы, ни терьерица, ни Рамик, ни Клаус с Семирамидой – не вышли навстречу хозяевам. Притихла даже жаба Гертруда, хотя она-то была совершенно ни при чем, сидела в абсолютно закрытом аквариуме. Только наглая Пингва, с раздутым от слопанных вкусностей пузом, преспокойно дрыхла на столе, сунув хвост в сахарницу. Вот уж у кого нет совести, так это у Пингвы! Единственное, что животные не тронули, был любовно сделанный для них обед – геркулесовая каша, сваренная по всем правилам кинологической науки – на мясном бульоне, без соли и сахара.
– Лампа, небось жуткой гадостью их кормишь, – протянула Лиза, разглядывая уцелевшую кашку.
– Очень даже вкусно, – отрезала я, – вам понравится!
– Нам! – воскликнула Ирина. – Мы что, будем ЭТО есть?!
– Ну и что, – обозлилась я вконец, – другой еды все равно нет!
Следующее утро началось с небольшого скандала.
– Теперь с собаками гуляете вы, – сообщила я девочкам, – давайте бегом, а то в школу опоздаете.
– Но я не умею обращаться с животными, – попробовала сопротивляться Ирина.
– Ничего, не самолет водить, – успокоила я, – научишься!
– Между прочим, я не нанималась с собаками по улицам бегать, – бурчала Ира, натягивая шубу.
Не обращая внимания на ее крайне недовольный тон, я сунула в руки девицы поводок, на втором конце которого постанывала от нетерпения Рейчел.
– Держи!
– Эту крокодилицу! Лучше с ними пойду, – взвизгнула Ирина и указала на Аду и Мулю.
– Рейчел всегда выводит самый сильный, – спокойно ответила я, – Лиза не удержит стаффа.
– Черт-те что, – вздохнула Ирина и ушла.
Я забегала по квартире. Вчера поздно вечером я договорилась с Андреем Корчагиным о встрече. Причем хотелось поболтать с ним наедине, без Валерии, вот я и напросилась в гости к одиннадцати утра. Мадам Корчагина в это время уже на работе.
Открывший мне дверь художник был одет в испачканную красками клетчатую рубашку и рваные джинсы.
– Проходите, – буркнул он и пошел быстрым шагом по длинному, грязному коридору.
Я бежала за ним, удивляясь только тому, как плохо они живут. Стены обшарпаны, вместо люстры в прихожей болтается на шнуре лампочка, паркет черный от грязи… Но когда наконец попала в комнату, поняла – он пригласил меня не домой, а в свою мастерскую.