– И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его, – камень, описав дугу, стукнулся о борт тележки.
– Твою мать.
Он не до конца прикрутил фитиль свежедобытой керосинки и, сняв колпак, прикурил от еле мерцающего огонька.
– Что, не спится? – В дверях, подперев плечом косяк, стоял Сергеев.
– Да, Ленка вот на дежурстве…
– Ну что же. В наличии отсутствия сексотерапии, – лейтенант извлек из-за пазухи бутылку «Столичной», – нервишки подлечим старым добрым методом – местной анестезией.
– Откуда?
– Да вот, на вторую керосинку сменял.
– Гляди, начальство узнает…
– И что? В Тушино пошлют? Поближе к стеклянному морю?
– Шутки у тебя…
– А что? Все мы под богом…
– Вот я и думаю. Может, права в чем-то сегодняшняя бабка. Сильно мы ему, – Сашка ткнул вверх указательным пальцем, – сильно, видать, насолили, говорю.
– Да выбрось ты из головы эту хрень. В последнее время у многих крыша съехала. Я еще до ЭТОГО таких видел. Да что там говорить… На самого иногда такой депрессняк накатывает… Смотришь иной раз на обглоданную башню «Федерация» или на огрызок Останкинской…
– Что, и Останкинская тоже? А я где-то читал, что эта телебашня и при ядерном взрыве устоит… Не помню где… но читал что-то такое.
– Ладно. Давай, доставай стаканы, – Сергеев откупорил бутылку, – примем лекарство от депрессии.
Счетчик Гейгера дал добро на водные процедуры, и Волохов, сняв тельняшку, положил ее сверху на рюкзак. Нагнулся. Попробовал воду. Она оказалась чересчур холодной, и от полноценного купания, наверное, придется отказаться. Но…
В еле уловимой игре света и тени мелкой водяной ряби что-то изменилось, и в следующую секунду майор уже падал в обосновавшийся у воды куст жимолости, а пытавшийся ударить его сзади прикладом незнакомец падал в воду. У берега оказалось довольно глубоко, и пока жертва айкидо барахталась в воде, Волохов, достав из-за голенища нож, метнул его, успокоив второго нападавшего. Автоматная очередь, срезавшая несколько веток над головой майора, так и не дала ему отпраздновать этот маленький успех. Не став дожидаться, когда стрелок возьмет чуть ниже, Волохов прыгнул в сторону реки, перекатился и еще раз прыгнул – на этот раз в воду. Пули защелкали по бликующей поверхности, тщетно пытаясь разыскать в реке ускользнувшую от них цель.
– Ушел гад! Хорошо хоть барахлишко осталось. А ну-ка, Серый, давай-ка посмотрим, что там? – невысокий брюнет в кожаной куртке пнул ногой лежащий у воды рюкзак.
– Да, Михей, посмотри. Может, там шмотье сухое есть? – Серый (здоровяк под два метра) прыгал на одной ноге, выливая воду из сапога.
– Не, тебе вряд ли подойдет, – Михей наклонился над вещами Волохова.
– А мне в самый раз, – шустрый, похожий на попа мужичок, подскочив к рюкзаку, ловко извлек аккуратно уложенное в стопку белье.
– Отвали, Гнус. – Михей рванул попа за плечо и вцепился в рюкзак.
– А ну вас. Пойду дров нарою, – потирая плечи, Серый направился в сторону зарослей ивняка.
– И ты, Гнус, иди за дровами, – кивнул в сторону леса молчавший до этого коренастый блондин в форме капитана милиции. Ему надоела грызня подопечных, за которой он наблюдал, стоя на пригорке со сложенными на груди руками. – Разошлись, блин, гоп-команда, – капитан выплюнул изжеванную сухую травинку и подошел к двоим оставшимся на берегу. – Ну, Гнус, быстро. А ты, Михей, иди обшмонай Чалого. У него там, по-моему, целый мешок махорки был.
Серый, в поисках чего покрупнее, ломился сквозь заросли как танк, а за ним, подбирая сушняк, брел Гнус. Он глядел себе под ноги и потому не заметил, как двухметровое тело Серого, сделав по инерции еще несколько шагов, завалилось на бок, и воткнутый в область виска сучок, соприкоснувшись с землей, вошел еще глубже.
За собственным сопением и шуршанием трущихся о куртку уже собранных веток не услышал Гнус и звука шагов приближающегося к нему Волохова. Поэтому единственное, что он успел сделать, – выронить охапку сушняка. Готовое вырваться из горла застывшего на месте от ужаса бандита «не-е-ет» было прервано хрустом его, Гнуса, кадыка. Рифленая подошва армейского ботинка оказалась крепче и его, и шейных позвонков незадачливого дровосека. Прихватив два стареньких «АК-74», майор двинулся к реке посмотреть, что там делают с его вещами.
Бывший начальник Ново-Урюмской милиции был так увлечен изучением волоховской «СВД», что даже не заметил, как наклонившийся над трупом Чалого Михей рухнул на товарища с перерезанным штык-ножом горлом. Капитан так и не понял, отчего умер. Одинокая пуля, покопавшись в его мозгу, обнаружила там только восторженное «Ну и повезло же мне!».
– Жри. – Алюминиевая миска прогрохотала по цементному полу и, расплескав половину содержимого, устроилась у ближайшей к зарешеченному окну ножки кровати. Егор, до этого лежа изучавший узоры из трещин на штукатурке потолка, не вставая, одним движением руки выхватил миску из-под носа у соседа по комнате, уже рванувшегося к его законному обеду. Этот нагловатый паренек уже пару раз, под равнодушными взглядами остальных пленников, лишал возможности поесть тогда еще слабого «гладиатора № 2».
«Гладиатор № 1» – Гога, был любимчиком Ухвата и если и сидел под замком, то когда-то очень давно. Говорят, ему не было равных в Салтыках. И отправивший на тот свет не один десяток невольных претендентов на свой трон, Гога уже несколько раз приставал к Пернатому:
– И когда же?
Егор не собирался записывать свое имя в список жертв Гоги, но и что делать, не знал. Решение пришло само. Вернее, его подсказал случай.
Все пленники, между которыми, на потеху Ухвату и Пернатому, устраивались бои на выживание, время от времени выполняли грязную хозяйственную работу. Позавчера Егора тоже в первый раз привлекли к этому. Выливая помои в канализацию, он увидел то, чего не видели другие – канализационный коллектор за прогнившей сточной решеткой. Нужно только дождаться следующей ходки с помоями.
Егор поставил пустую алюминиевую миску в стопку таких же, громоздящуюся на табуретке у входа, и собрался уже было снова прилечь, когда в коридоре послышался шум.
– Давай, пошевеливайся. Сам хочет его видеть. Давай, тащи этого «однорукого бандита», – в комнату ввалился тот самый разбитной малый в женской дубленке. Из-за его плеча выглядывала всклокоченная башка Пернатого. Именно это «чудо в перьях» так голосило в коридоре. Одно слово – Пернатый. Вон и шейка худенькая, как у цыпленка.
– Чего зенки вылупил? Давай топай, генерал ждет.