Так вот, был осторожненько вброшен слух, что во вскрытой в конце концов комнате найдены предсмертные записки Вольфа, довольно объемистые, – и немедленно конфискованы его начальством (служил бедняга-мартинист в Комиссии по составлению законов). И находится опус на изучении у директора Комиссии Розенкамфа – сей немец обрусел пока недостаточно и с лету разобраться в записках не смог.
Лабзин и мартинисты немедленно задействовали все связи, чтобы получить документ. Надо понимать, опасались, что наружу просочатся опасные сведения об их игрищах…
И получили. Копию, якобы тайком снятую.
Убедились – ничего компрометирующего там нет. Зато хватает мистической чепухи в типично мартинистском духе. Документ немедленно был подвергнут многочисленным толкованиям и стал активно использоваться для обращения прозелитов – как «черное евангелие» от сатаниста-великомученника…
Фокус состоял в том, что записки Вольфа им всучили подложные. Мало того что абсолютно бессмысленные, лишь припудренные мартинистской фразеологией – так в тексте оказалась еще зашифрована издевательская эпиграмма на Лабзина – достаточно было прочитать третьи по счету слова в первых фразах.
В нужный момент – когда «евангелие от Вольфа» уже почиталось и конспектировалось мартинистами не хуже «Великого Почина» Ленина – шутку предали гласности (хотя имя истинного автора псевдозаписок осталось в тайне). Над «Умирающим Сфинксом» смеялся весь высший свет Петербурга, хоть и не в открытую, Лабзина многие побаивались. Приток неофитов резко сократился, немало последователей от Лабзина отвернулось (в том числе и графиня Скавронская, мать Юлии Павловны Самойловой) – и «Сфинкс» постепенно стал вполне соответствовать первой части своего названия…
Теперь о тех, кто проводил операцию.
Непосредственным исполнителем, сочинившим фальшивку, был молоденький переводчик упомянутой Комиссии Сережа Аксаков (впоследствии известнейший писатель, автор «Аленького цветочка» и «Семейной хроники»). «Записки Вольфа» стали его первым литературным опытом. А вот кто стоял за спиной Аксакова, можно только предполагать.
Сам Аксаков спустя полвека помянул этот эпизод в своих мемуарах – утверждая, что всё задумал и провернул в одиночку. Благо живых свидетелей акции не осталось.
Верится с трудом.
Во-первых, был Аксаков, мягко говоря, трусоват. Например, в нашествие Наполеона он, двадцатилетний мужчина, не сделал ни малейшего телодвижения, чтобы записаться в армию или хотя бы в ополчение. (Его близкие друзья-литераторы, Вяземский с Загоскиным, немедленно поступили в кавалерию и воевали – хотя Загоскин страдал одышкой и сильной близорукостью.) Аксаков же всю грозу 12 года просидел безвылазно в своем оренбургском поместье… Ну никак не стал бы он ссориться с могущественной ложей, не имея сильного прикрытия.
Во-вторых, в делах политических Аскаков тоже предпочитал держаться подальше от драки. Первый его опыт политической журналистики – фельетон «Рекомендация министра» – стал и последним. Сережу вызвали в III Отделение, вежливо побеседовали, – политику у него как ножом отрезало. Впоследствии писал о своем детстве и родственниках, чуть не поименно вспомнил каждую выуженную рыбку и застреленного куличка – и всё.
Есть версия, что в историю со «Сфинксом» Сережу Аксакова втравил друг детства и соученик по Казанскому университету Панаев. Тот в молодости негласно сотрудничал с одной из самых загадочных государственных организаций в российской истории – с Десятым присутствием Святейшего Синода. О ней практически ничего не известно, лишь глухие намеки между строк, – но можно сделать вывод, что занимались там как раз людьми, активно практикующими сатанистские и мистические ритуалы… Если за спиной Аксакова стояло – через Панаева – Десятое присутствие, то все становится объяснимым.
Интересно поведение Аксакова после того, как издевка над мартинистами раскрылась (даже без упоминания его имени). Он немедленно подал в отставку и уехал из Петербурга в Москву. Но и там не задержался – забился в уральскую глушь, в свое поместье, и почти двадцать лет не было о нем ни слуху, ни духу. Только после жесткого указа Николая I против масонов и прочих лож, сект и тайных обществ (и после смерти Лабзина, умершего незадолго до указа) – Аксаков вернулся и к столичной жизни, и к государственной службе. Наводит на размышления, не так ли?
Писательством же Сергей Тимофеевич занялся позже, на склоне лет. Кстати, упомянутый отрывок из мемуаров под названием «Встреча с мартинистами» – самое последнее, что написал и успел напечатать Аксаков. Он умер спустя несколько недель после выхода «Русской беседы», где впервые признался в своем авторстве той давней мистификации… Вполне возможно – простое совпадение, был писатель уже на седьмом десятке. Но любопытное совпадение.
(По окончании рассказа об операции против мартинистов Кравцов спросил: криминальный сюжет, который вы упоминали, – это и есть акция против «Сфинкса»? Архивариус удивился: помилуйте, при чем же здесь криминал? Обычная спецоперация политической спецслужбы. Криминал случился чуть раньше…)
14 июня, суббота, день
1
– Точно Гном уехал? – спросил Вася-Пещерник. Был он пареньком осторожным и рисковать без надобности не любил.
– Уехал, уехал, – подтвердил Борюсик. – Сам видел, как в автобус садился. До ночи не вернется.
В последние дни он, снедаемый жаждой мести, установил за Гномом форменную слежку. Никаких интересных результатов наблюдение из кустов не принесло, и Борюсик делал главную ставку на сегодняшнюю экспедицию.
– Ну тогда потащили, – без излишнего энтузиазма сказал Пещерник. Денек выдался жаркий, путь с изрядным грузом предстоял неблизкий, а особых причин для ненависти к Гному и для визита на остров Вася не имел.
И они потащили.
Одну конструкцию – была она громоздкой, но не тяжелой – подняли Даня и Пещерник. За вторую с одного конца взялся Борис, с другого – обе девчонки, Женька с Альзирой. Пятерка вновь выступила в поход в полном составе.
…Васёк Передугин, он же Пещерник, подошел к решению проблемы неторопливо и вдумчиво. Совершил вместе с Борюсиком разведывательный рейд на «болотце», осмотрел и лабиринт фальшивых гатей, ведущих в самые топкие места, и озерцо, примыкавшее к острову с другой стороны – глубина воды в водоемчике оказалась сантиметров пять-шесть, редко где чуть глубже, – но дно состояло из топкой жижи. Ни вплавь, ни на плоту к тайной резиденции Гнома отсюда было не подобраться.
Первую пришедшую в голову Ваську идею; установить на «болотце» постоянное наблюдение и проследить маршрут Гнома, – приятель отверг сразу же. Борис и сам об этом подумывал, но… Но способные укрыть человека кусты и деревья поблизости от топкого лабиринта не росли. Замаскированный окопчик тоже не выроешь – любая ямка мгновенно заполнялась водой. Возможно, делу пособил бы сильный бинокль, – но подобной оптикой ни приятели, ни их родители не владели. И денег на покупку не было…