Да и то сказать, был он среди всех Козырей самым цепким, и знающим, чего хотеть, и никогда не ошибающимся…
1
Призраки, чтобы напугать как следует – до дрожи, до икоты, до желудочных колик, – должны появляться неожиданно и желательно поблизости от объекта, которому адресован их визит.
Смутный силуэт, белеющий сквозь черноту графского парка, Кравцов увидел издалека, едва прошел через пролом в бетонной ограде. И соответственно за гостя из мира иного не принял. Хотя возвращался от Ермаковых поздно, когда ждать каких-либо визитеров в «Графской Славянке» не приходилось…
Призрак при ближайшем рассмотрении оказался Аделиной. Она сидела на большом валуне неподалеку от вагончика, поджав ноги и обхватив руками колени. Вид имела грустный – точь-в-точь сестрица Аленушка, чей парнокопытный братец ускакал в ночь, полную волков и опасностей.
– От великого писателя пахло имеретинским вином и молодым барашком, – печально приветствовала она Кравцова. – А камень, между прочим, такой холодный… Как я ни пыталась его согреть, ничего за три часа не получилось. Не только с писателями такое бывает, с минералами тоже…
– Извини, но…
– Знаю, ты сегодня очень занят. Но вообще-то завтра уже наступило, и довольно давно…
Он обнял ее за плечи и почувствовал: Ада не кокетничала – действительно сильно озябла.
– Простудишься ведь… – виновато сказал Кравцов. – Пойдем, срочно напою тебя горячим чаем.
– Все вы, мужчины, с чая начинаете, – вздохнула Аделина. – А потом оказывается, что у вас жена и трое детей…
– Не бойся, у меня всего двое, – утешил Кравцов, отпирая дверь. И ни слова не сказал о том, что овдовел полгода назад. Он подозревал, что про это Аделина знает. И не только про это. К тому же после сегодняшнего (вернее – вчерашнего) нежданного открытия он действительно хотел напоить ее чаем – не более того.
– Хоромы… – протянула Ада, оказавшись внутри. – Мечта хозяйки. Сорок минут – и генеральная уборка закончена. А это что? Кухня? Можно зайти?
– Типовой пищеблок ПБ-7, товарищ генерал! – бодро отрапортовал Кравцов, включая электрочайник (алюминиево-антикварного вида, со свистком). – Предназначен для приготовления пищи в полевых условиях для бригады численностью до семи человек, а также для отогревания горячим чаем примерзших к минералам девушек! Докладывал дежурный по пищеблоку старший лейтенант Кравцов!
– Вольно! – скомандовала Ада, с трудом проскользнув в пищеблок и оказавшись зажатой в тесном треугольнике между Кравцовым, плиткой и холодильником. И добавила, привставая на цыпочки:
– Вообще-то примерзших девушек иногда отогревают и другими способами…
После этого довольно долго не говорила ничего.
Нельзя сказать, что писатель Кравцов так вот сразу взял и потерял голову от поцелуев двадцатилетней девушки, позабыв обо всем на свете. Отнюдь нет. Например, когда надрывный свист чайника стал совсем уж раздражающим, он вспомнил-таки, зачем они тут, и вслепую, за спиной, нашарил штепсель и выдернул из розетки… Но кое о чем, без сомнения, позабыл. Например, о намерении ограничиться чаем.
Он повлек ее в сторону пинегинского «траходрома», мимолетно подумав: вот уж не ждал, что пригодится эта конструкция… Потом связных мыслей не осталось, и не осталось мешавшей им одежды, и губы ласкали губы, а руки – тела, и все было замечательно. Но когда его рука скользнула вниз – Ада резко оттолкнула и руку, и ее владельца.
Кравцов почувствовал, как напряглось ее тело, и почти физически ощутил леденящий холод, словно неосторожным движением раздавил колбу с жидким азотом. И все кончилось, так и не начавшись.
Он приподнялся на локте и спросил:
– А зачем, собственно, ты все затеяла?
Хотел, чтобы прозвучало холодно, но получилось обиженно и разочарованно.
Она прижалась к нему, провела пальцами по лбу, по щеке, по шее, по груди… Зашептала:
– Не хмурьтесь так, господин писатель. Даже в темноте чувствуется, какое у вас каменное лицо… Я сделала это, потому что очень хотела. И не подумала, что сразу зайдет так далеко. Поверь, что целомудренные барышни встречаются не только в романах позапрошлого века…
Кравцов не поверил. Тем более что ее пальцы, наглядно опровергая слова, сползали все ниже и уверенными движениями взяли в плен наиболее разочаровавшуюся часть тела и немедленно заставили ее исполниться новых надежд…
– Но на дворе двадцать первый век, и тургеневские девушки кое-чему научились… – шепнула Ада.
Ее губы скользнули вниз, вслед за пальцами, и Кравцов скоро понял, что тургеневские барышни научились за полтора века весьма даже многому… Потом пришел его черед доказать, что и мужчина может доставить немалое удовольствие своей девушке, желающей и далее оставаться девушкой. Потом выяснилось, что удовольствие можно доставлять обоюдно и одновременно. Потом…
Много чего было потом.
Но главный порог они так и не переступили.
2
Алекс вновь проснулся на рассвете. И вновь услышал голос – причем услышал не окончательно проснувшись, а на той тонкой границе сна и яви, когда тающие обрывки сновидения сплетаются воедино с вытесняющей их реальностью.
В этом полусне голос звучал громко, отчетливо. И хотя язык оказался незнаком, Алекс отчего-то прекрасно понимал все, что ему говорят, – вернее, приказывают. Привыкший наяву приказывать сам и давненько уже не плясавший под чужую дудку, он тем не менее был готов выполнить эти приказания и знал, что не только готов – но и сможет. Что совсем уж странно: это знание доставляло Алексу радость – тихую, спокойную, умиротворенную.
Потом он проснулся – вернее, не открывая глаза, перешел в некую стадию, где сна почти не остается, хотя и бодрствующим человека назвать трудно.
Но все исчезло – и понимание, и готовность, и радость.
Лишь голос остался. Где-то очень далеко кто-то еле слышно бубнил какие-то непонятные слова… Алекс не обратил внимания, посчитав их остатками сна, немного задержавшимися в реальности.
Он протянул руку – сонным, вялым движением, чтобы привычно нащупать мочалку (кстати, с которой из них он вчера завалился?) и привычно устроить ей утреннюю прочистку труб, благо инструмент для этого уже пребывал в полной боевой, только вот привязалась легкая, ноющая боль в паху, не первое утро, пока ничему не мешает, но…
Рука поднялась и опустилась, скользнула по простыне, по одеялу, – впустую. Мочалки не было.
Тут он рывком поднял веки – и проснулся окончательно.
МОЧАЛКИ НЕ БЫЛО.
Алекс тяжело поднялся и столь же тяжело протопал по своим апартаментам, не слушая бубнеж голоса.