Алька подошел к старику, надо поговорить, пока тот хоть как-то способен к разговору. Старик, похоже, единственный здесь, кто что-то знал о Командире: упомянул вскользь каких-то сектантов, назвал прозвище Путник – от которого Командир вроде бы в том разговоре открестился, но можно было понять так, что некогда это прозвище он все же носил.
Старик не возражал, когда Алька отвел его в сторону. Ноги старый переставлял механически и остановился, как только Алька перестал тянуть за рукав. Но дышал он как-то странно: старательно, глубоко, как будто выполнял упражнение дыхательной гимнастики.
– Расскажи мне про Командира, – попросил вполголоса Алька. – Про Путника. Кто он такой? Ты знал его раньше?
Старик заговорил, но оказалось, что вопроса он не услышал.
– Забыл, что надо дышать. Как проснулся, так и не дышал. Только сейчас вспомнил…
Обращался он явно не к Альке, взгляд был обращен в пустоту за левым плечом парня. Тот взял его за плечи, потряс, заговорил громче, но так, чтобы не услышали остальные:
– Меня слушай! Меня!
– Я слушаю тебя, – покорно и без всякого выражения сказал старик.
– Ты раньше знал Путника, – раздельно, словно обращаясь к дефективному, произнес Алька. – Кто он?
– Я раньше знал. Раньше все его знали. А Путник – он Путник и был. Неприкаянный человек.
Старик замолчал, полностью сосредоточившись на процессе дыхания. Посчитал ответ исчерпывающим.
Алька начал уточнять и конкретизировать:
– Все знали – это кто?
– Все здешние. Не пришлые, а кержаки, у кого у деды, и прадеды, и дальние пращуры тут лежат.
Нелегко говорить с мертвецом… Придется выслушивать такие вот короткие ответы и задавать все новые вопросы. Но иного выхода нет.
– Когда он здесь появился?
– Он не появлялся. Он всегда здесь был.
– А когда ты с ним познакомился?
– Никто нас не знакомил.
– Ладно… Увидел его первый раз когда?
– Давно. Мальчишкой был, к отцу моему приходил.
– Он мальчишкой приходил к твоему отцу?
В следующем ответе старика впервые послышалась не то чтобы эмоция – тень эмоции, слабый отголосок.
– Дурак ты, хоть и живой. Я мальчишкой был. А он к отцу моему приходил.
Час от часу не легче… Старику, судя по внешнему виду, перевалило за семьдесят. И едва ли внешность обманчива. Командир, получается, старше? Алька согласился бы в это поверить, до Толчка существовало множество омолаживающих клиник, где богатеньким старикам и старухам возвращали внешность и фигуру двадцатилетних… Командир не похож на богатенького верхолаза, но проблема даже не в том. Некоторые вещи не восстановить никакими процедурами, ни за какие деньги. Скорость реакции, например. Нервные клетки с возрастом отмирают, и регенерировать их не научились, Алька как несостоявшийся биолог знал это точно. Не выращивают синаптические цепочки из стволовых клеток… Глубокий старец попросту не смог бы расправиться с зэками столь быстро.
Но ломать голову над очередной загадкой некогда. Надо продолжать игру в вопросы и ответы.
– Зачем он приходил к твоему отцу?
– Мне не рассказывали.
– А что делал?
– Говорил с отцом. Почти до утра. Потом ушел.
– Куда?
– Не знаю. Путник, он Путник и был. На месте не сидел.
– Да, ты еще что-то упомянул про сектантов…
Старик молчал. Алька спохватился, что не сформулировал прямой вопрос.
– Путник принадлежал к какой-то секте?
– Нет.
– Тогда при чем тут сектанты?
– Секты нет. Он последний. Сам себе принадлежал.
– Что это была за секта?
– Старообрядцы.
– В Перуна верящие?
– Перуну родноверы молятся. У нас таких не водилось.
Алька плохо разбирался в древних религиозных сектах. А в современных, наверное, хорошо не разбирался никто – в годы, последовавшие за Толчком, секты росли и множились, как поганки после дождя. Среди расплодившихся пророков хватало откровенных жуликов, почуявших легкий способ обрести власть и богатство. Другие проповедовали вполне искренне, многие страдали религиозным помешательством… Возможно, что в этом мутном море встречались культы настоящие, древние, долгие века пребывавшие в забвении и сохраняемые лишь малочисленными адептами, – а теперь вновь обзаведшиеся приверженцами…
Но Командир, человек без имени, – нечто иное. Не проповедует, паству не вербует… Идет к какой-то только ему ведомой цели, не оглядываясь, бестрепетно перешагивая через трупы…
– Так что ваши сектанты проповедовали?
– Не знаю. Старики говорили – темные люди, чужаков не жаловали.
Вопрос – ответ, вопрос – ответ, вопрос – ответ… Из лаконичных фраз старика постепенно складывалась следующая история: не так далеко отсюда (по здешним меркам недалеко), в верховьях Кулома, притаилась раскольничья деревушка Донья. Обосновались раскольники там давно, пять веков назад, спасаясь от преследований царя Петра.
Как жили раскольники в давние времена, чем занимались, старик не знал. Слышал от стариков, что в позапрошлом веке деревню уничтожил карательный отряд чекистов: дома сожгли, а уцелевших жителей переселили, в основном женщин, детей, стариков, – сопротивлялись раскольники отчаянно, и у Доньи разгорелся самый настоящий бой.
Семьдесят лет деревня стояла нежилая, лишь печи торчали на заросших пепелищах. Затем, когда пришел конец не жаловавшей раскольников власти, Донья начала возрождаться. Кто-то из потомков уцелевших вернулся и вновь обосновался на старом месте. Вот из них, из доньевских старообрядцев второй волны, и происходит Путник, сиречь Командир.
Алька хотел спросить еще многое, – например, что случилось с остальными членами секты и каким образом Командир остался один. Хотел, но не успел. Неподалеку послышались чужие голоса, он отреагировал рефлекторно, – залег и повернул в ту сторону ствол «скорпиона».
Тревога оказалась ложной: вернулся Командир и с ним еще пятеро мужчин, наверняка местные жители. Впрочем, мужчинами, не погрешив против истины, можно было назвать лишь четверых – пятый, несмотря на рост в два с лишним метра, широченный размах плеч и бугрящиеся мышцы, обладал совершенно детским лицом: ни следа усов и бороды, ни единой морщинки, взгляд наивно-бессмысленный. Сходство с ребенком усугубляла улыбка, не сходившая с губ. И струйка слюны, тянущаяся у верзилы из уголка рта.
Остальные четверо – мужики средних лет, ничем особо не примечательные. Разве что головными уборами, Алька поначалу не понял, что за странные панамки у них на головах, – потом сообразил: накомарники с поднятыми сетками. Их-то маленькому отряду ни гнус, ни комары, ни прочие кровососущие насекомые не досаждали. Что вообще-то удивительно – лето в разгаре, а здешние места славятся этой летучей напастью.