От одежды усть-куломцев исходил густой рыбный дух, не позволяющий усомниться в главном их занятии. Оружия они не имели, по крайней мере на виду не держали, лишь у двоих болтались на поясах ножи в ножнах.
Алька поначалу держался настороже: не сепаратисты ли, часом? Но местные совершенно равнодушно смотрели на его форму «манула» и столь же равнодушно – на камуфляж Наиля. Если и сепы, то не из оголтелых. Честно говоря, они вообще внимания не обращали на команду носильщиков. Зато сразу подошли к их грузу.
– Это, что ли? – спросил один и тут же, не дожидаясь ответа, попробовал приподнять контейнер. – Тяжелый, падла… Давай, ребята, разбирай.
Разобрали – двое один, двое другой, а еще к двум подошел верзила с младенческим лицом. Не переставая улыбаться, подхватил один контейнер под мышку. А второй попросту взял в руку. Алька только сейчас заметил, что пальцев на той руке всего два, но каких! Длиной и толщиной они скорее соответствовали предплечью нормального человека (а само предплечье мутанта напоминало габаритами среднестатистическое бедро), суставов в них было больше, чем предписывает наука анатомия. Вот этой-то клешней урод легко обхватил контейнер, легко поднял… Словно пустую банку из-под пива.
– Смотри-ка ты, получилось… – изумился один из усть-куломцев и вновь опустил на мох поднятую было ношу. – Умеешь ты, Андрей, людей уговаривать… Мы-то полгода бились, пока научили Хвата дровишки с пармы таскать. Зато теперь беды не знаем, пашет, как лесовоз на пару с трелевочным трактором.
Хватом он явно назвал обладателя уникальной клешни, а Андреем… Похоже, когда-то Командир носил нормальное человеческое имя, и в Усть-Куломе его не забыли.
– Не называй меня так, – завел Командир свою старую песню. – Теперь это не мое имя.
– Да иди ты… печорским берегом в края далекие. Ты хоть в загсе поселись, или как его нынче кличут, – ночуй там, а по утрянке каждый день себе имя новое придумывай и ксиву выправляй. А я буду тебя звать, как мать назвала. Имя – звук, его позабыть недолго, а вот от крови, что в жилах течет, не отрекаются. У тебя она, кровушка, наша, куломская.
Они стояли с Командиром напротив друг друга, мерялись взглядами. И – Алька удивился – Командир первым отвел взгляд. Буркнул:
– Называй как знаешь…
Вот как. Значит, эта боевая машина умеет-таки иногда давать задний ход…
И они пошли в Усть-Кулом. Алька и его сотоварищи впервые за непонятно сколько времени шагали налегке. И это оказалось так славно! Словно по Луне идешь, при пониженной гравитации, такая во всем теле легкость… Алька на Луне не бывал, но пришло в голову именно космическое сравнение.
Некогда Усть-Кулом был достаточно большим поселком: не меньше двух сотен домов расположились вдоль двух улиц. Улицы образовали некое подобие буквы «Л» – одна, изгибаясь, тянулась высоким берегом Кулома, другая, прямая, – печорским, более низким.
Но сейчас в рядах домов виднелись большие разрывы – где в один-два дома, а где и в несколько. Кое-где поработал огонь, и пожарища еще не успели зарасти, на севере растительность очень медленно затягивает нанесенные людьми раны. Где-то приложили руку местные жители – Алька видел два полуразобранных дома, рядом с ними – аккуратные штабеля бревен и досок. Наверное, строевой лес тут в дефиците, деревьев вокруг тьма, но только на дрова и годятся… Разве что забор можно построить из еловых жердинок, да и то хлипкий.
Уцелевшие жилища выглядели не лучшим образом. Покосившиеся, с провалившимися крышами, с окнами, давно лишившимися стекол. Разлагающиеся трупы домов. А трупы и в самом деле лучше кремировать. Или разбирать на стройматериалы.
Домов, казавшихся жилыми, шагая печорской улицей, Алька насчитал пять или шесть. Хотя пройти улицу до конца не довелось, возле одного из обитаемых домов Командир замедлил шаг.
– Вам туда, тебе и тебе, – показал он на Альку и Настену. – Отдыхайте, отъедайтесь, отсыпайтесь. С хозяином я договорился.
Алька заметил, как Настена вздрогнула при слове «отсыпайтесь»…
Станция газобусов находилась недалеко, на Петроградской стороне, и я добирался до нее с Сенатской пешком.
Предстояло путешествие в пригород, и лучше отправиться туда общественным транспортом – на блокпостах пассажиров и водителей мобилей проверяют куда тщательнее, недолго нарваться и на личный досмотр, и на просвечивание машины наноскопом.
А я к этому пока не готов…
Чтобы окончательно легализоваться, кроме «балалайки» мне необходима пара пластических операций. И жилье – сколько ж можно околачиваться у профессора? И оружие, причем с разрешением на хранение и ношение, – в наше время невооруженный человек постоянно играет в лотерею со смертью и рано или поздно вытянет билетик с черепом и костями… Я до сих пор, за неимением лучшего, таскал с собой «дыродел», прихваченный из царскосельского особняка, – разжившись патронами, разумеется.
Какой-нибудь источник дохода тоже не помешает. Деньги, на которые я сейчас существовал, раздобыты – стыдно признаться – путем банального грабежа энергозаправки. Ночь, грязная тряпка на лице, незаряженный «дыродел» в руке… оперетка. Один раз прокатило, но карьера гопстопщика совсем меня не влекла.
Но какую работу может подыскать человек, все знания и умения которого лежат в одной, весьма специфичной области? Уехать в провинцию и вступить в какой-нибудь отряд самообороны? Многие из них – просто банды отмороженных беспредельщиков, но встречаются и более-менее вменяемые формирования, излишней агрессии не проявляющие и старающиеся поддерживать подобие порядка на подконтрольных территориях. Буду обучать деревенщину, какой стороной вставлять патроны в магазин автомата… Тоска.
Интересно, примут ли меня на службу в СБА Москвы? Примут, наверное… Но предварительно выжмут досуха все, что знаю. В том числе всю правду о некоторых секретных спецоперациях ОКР. А к этому я тоже пока не готов, даже если отбросить другие причины, не позволяющие отправиться в вотчину Кауфмана.
Третий вариант дальнейшей судьбы – примкнуть к вольным стрелкам, к команде наемников-профессионалов, никому постоянно не служащих, но выполняющих разовые операции за весьма щедрую плату. Но есть небольшая проблема: те команды, что я знал, либо перестали существовать (во многом и моими стараниями), либо тесно связаны с ОКР и используются для весьма деликатных дел, в которых официальные спецслужбы России никоим образом не должны засветиться… Прийти к таким наемникам – все равно что заявиться в ближайшую комендатуру: капитан Дашкевич, дескать, пришел с повинной…
За такими невеселыми размышлениями о выборе жизненного пути я незаметно дошагал до площади у газовокзала. Здесь было отнюдь не так многолюдно, как на Сенатской, – в наше время люди предпочитают путешествовать только в случае крайней необходимости.
Расписание движения газобусов тут отсутствовало в принципе – машины отправлялись в путь, когда набиралось достаточное число пассажиров. Мне повезло: газобус до Ольгино стоял у платформы, а в салоне оставалось не так уж много свободных посадочных мест. Вернее, в задней части салона – сиденья в передней демонтированы, и там хранился запас дров, березовых и осиновых чурок. Но и для пассажиров места хватало: в девичестве газобус был городским автобусом мюнхенского производства, очень длинным, именуемым в народе «колбасой», – переделанным впоследствии под газогенераторный двигатель.