– Даже меня.
– Кто-то превзошел Смерть? А ну-ка расскажи.
Улыбка стала шире.
– В другой раз как-нибудь.
– Приятно слышать, что будет другой раз.
– Я здесь не для того, чтобы тебя убивать.
– А только запугиванием или пыткой заставить меня назвать имя Мастера?
– Да, – ответил он тихим и спокойным тоном.
– А я-то надеялась, что ты скажешь “нет”.
– Дай мне имя Мастера этого города, Анита, и я уйду.
– Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
– Я знаю, что ты должна это сделать, иначе нас ждет очень долгая ночь.
– Значит, нас ждет очень долгая ночь, потому что ни хрена я тебе говорить не собираюсь.
– Ты не хочешь дать себя запугать.
– Ага.
Он покачал головой.
– Повернись, обопрись грудью на диван и сцепи руки за спиной.
– Зачем?
– Делай, что я сказал.
– Чтобы ты мне руки связал?
– Выполняй.
– Что-то не хочется.
Он снова нахмурился:
– Ты хочешь, чтобы я тебя застрелил?
– Нет, но стоять столбом, пока ты будешь меня связывать, мне тоже не хочется.
– Связывать – это не больно.
– Меня беспокоит то, что будет потом.
– Ты знаешь, что я сделаю, если ты будешь упираться.
– Тогда делай.
– Ты не хочешь мне помочь.
– Уж извини.
– Анита, Анита!
– Я просто не привыкла помогать людям, которые собираются меня пытать. Хотя я не вижу бамбуковых щепок. А как можно кого-то пытать без бамбуковых щепок?
– Перестань!
Он начинал злиться.
– Что перестать?
Я выкатила глаза и постаралась придать себе вид невинный и безобидный – просто не я, а лягушка Кермит.
Эдуард рассмеялся – легким смешком, который все рос и рос, пока Эдуард не присел на пол, свободно держа пистолет и глядя на меня сияющими глазами.
– Ну как я могу тебя пытать, когда ты меня смешишь?
– Не можешь, так и было задумано.
Он покачал головой:
– Нет, не было. Ты просто острила. Ты всегда остришь, Анита.
– Приятно, что ты это заметил.
Он поднял руку:
– Анита, хватит.
– Я буду тебя смешить, пока ты пощады не запросишь.
– Просто скажи мне это дурацкое имя, Анита. Прошу тебя, помоги мне. – Смех исчез из его глаз, как уходит с неба солнце. Ушли доброжелательность и человечность, и глаза его стали холодны и пусты, как у куклы – Не заставляй меня делать тебе больно.
Я была единственным другом Эдуарда, но это не помешает ему меня пытать. Было у Эдуарда одно правило: сделай все, что нужно, чтобы закончить работу. Если он будет вынужден меня пытать, он это сделает, но ему этого не хотелось.
– Теперь, когда ты заговорил вежливо, попробуй снова задать первый вопрос, – сказала я.
Его глаза прищурились, потом он спросил:
– Кто ударил тебя в рот?
– Один Мастер вампиров, – сказала я спокойно.
– Расскажи мне, что произошло.
Эта просьба слишком на мой вкус отдавала приказом, но оба пистолета были у него в руках.
Я рассказала ему обо всем. Все о вампире Алехандро. О том, которого я ощущала у себя в голове таким старым, что у меня кости заныли. И я добавила только одну крохотную ложь, которая утонула в потоке правды. Я ему сказала, что Алехандро – Мастер города. Правда, одна из лучших моих находок?
– Ты и в самом деле не знаешь места его дневного отдыха?
Я покачала головой:
– Если бы знала, я бы тебе его выдала.
– Почему такая перемена настроения?
– Он сегодня пытался меня убить. Все обязательства отменяются.
– Не верю.
Это была слишком хорошая ложь, чтобы ей зря пропадать, и потому я попыталась ее спасти.
– Он тоже одичал. Это он и его прихвостни убивают невинных граждан.
При слове “невинные” Эдуард скривился, но придираться не стал.
– Альтруистический мотив – в это я верю. Не будь ты так чертовски мягкосердечна, ты была бы опасна.
– Я свою долю гадов истребляю, Эдуард.
Он смотрел на меня пустыми синими глазами, потом кивнул:
– Правда.
И отдал мне мой пистолет рукояткой вперед. Судорога в животе отпустила меня. Я смогла испустить глубокий, долгий вздох облегчения.
– Если я найду, где этот Алехандро, ты хочешь принять участие?
Я на минуту задумалась. Хочу ли я охотиться на пятерку одичавших вампиров, из которых двое старше пятисот лет? Нет, не хочу. Хочу ли я посылать Эдуарда против них одного? Нет, не хочу. Значит...
– Ага, чтобы получить свою долю.
Эдуард улыбнулся широкой сияющей улыбкой:
– Ну люблю я свою работу.
– Я тоже, – улыбнулась я в ответ.
Жан-Клод лежал посреди белой кровати с балдахином. Кожа его была только чуть белее простыней. Он был одет в ночную сорочку. Кружева сбегали по ее воротнику, образуя окно на груди. Они струились по рукавам, почти полностью скрывая кисти рук. Это должно было выглядеть женственным, но на Жан-Клоде этот наряд смотрелся исключительно мужественно. Как может человек не выглядеть глупо в белой кружевной рубашке? Правда, он не был человеком – наверное, в этом все дело.
В разрезе кружевного воротника вились черные волосы. Которых так легко коснуться. Я покачала головой. Нет, даже во сне нет.
Я была одета во что-то длинное и шелковое. Такого же синего оттенка, как темнота его глаз. И мои руки казались на этом фоне до невозможности белыми. Жан-Клод встал на колени и протянул ко мне руку. Приглашение.
Я покачала головой.
– Это ведь только сон, ma petite. Неужели даже здесь вы не придете ко мне?
– С вами никогда не бывает просто снов. Они всегда значат больше.
Его рука упала на простыню, пальцы коснулись ткани.
– Что вы пытаетесь со мной сделать, Жан-Клод?
Он посмотрел на меня в упор.