Впервые в разговор включился Вальтер Шелленберг:
— Капитан Фогель, наш собственный источник в Лондоне утверждает совершенно противоположное — что британцы знают о существовании утечки, но не представляют себе, как ее пресечь. На сегодня опасность, угрожающая вашему агенту, является скорее воображаемой.
«Чванливая скотина! — подумал Фогель. — Интересно, что за несравненный источник есть у СД в Лондоне?»
— Агент, о котором мы говорим, очень хорошо подготовлен и грамотен. Я думаю...
— Не хотите же вы сказать, капитан Фогель, что источник бригадефюрера Шелленберга менее достоин доверия, чем ваш? — перебил его Гиммлер.
— Со всем уважением к бригадефюреру, должен признаться, что у меня нет никаких оснований, чтобы дать его источнику какую-либо оценку, герр рейхсфюрер.
— Очень дипломатичный ответ, герр капитан, — сказал Гиммлер. — Но совершенно ясно, что ваш агент должен оставаться на месте, пока мы не узнаем всю правду об этих бетонных коробках. Или вы не согласны со мной?
Фогель оказался в безвыходном положении. Спорить с Гиммлером было бы форменным безумием. С тем же успехом он мог собственной рукой подписать себе смертный приговор. Люди из СС за пару дней подготовили бы доказательства его изменнической деятельности, и его повесили бы на рояльной струне, как это сделали со многими гораздо более заметными людьми. Он думал о Гертруде и детях. Покончив с ним, эти варвары расправились бы и с его семьей. Он доверял инстинктам Анны, но вывозить ее сейчас из Англии было бы равносильно самоубийству. У него не было выбора. Ей предстояло остаться там, где она находится.
— Да. Я согласен с вами, герр рейхсфюрер.
* * *
Гиммлер предложил Фогелю прогуляться по Вольфшанце. Уже спустилась ночь. За пределами участков, освещенных дуговыми прожекторами, стояла кромешная тьма. Повсюду торчали таблички, предупреждавшие, что с дорожек сходить нельзя, так как все кругом заминировано. Ветер свистел в вершинах елей. Фогель слышал лай собак; было трудно сказать, насколько далеко они находились, так как вновь начавшийся снегопад очень сильно приглушал звуки. Мороз к ночи заметно усилился. За время совещания, потребовавшего от Фогеля огромного напряжения, он сильно вспотел, и теперь на морозе ему казалось, что его белье заледенело. Ему ужасно хотелось курить, но он решил не испытывать судьбу, оскорбляя Гиммлера дважды на протяжении одного дня. Голос Гиммлера, когда тот наконец заговорил, оказался почти беззвучным. Фогель задумался, мог ли рейхсфюрер опасаться установленных в лесу подслушивающих устройств.
— Замечательное достижение, капитан Фогель. Вы заслуживаете поощрения.
— Благодарю за высокую оценку, герр рейхсфюрер.
— Ваш агент в Лондоне — женщина.
Фогель промолчал.
— У меня всегда было впечатление, что адмирал Канарис не доверяет агентам-женщинам. Что он считает, будто они слишком подвержены эмоциям для того, чтобы вести тайную работу, а также что им не хватает необходимой объективности.
— Могу заверить вас, герр рейхсфюрер, что агент, о котором идет речь, не обладает ни одним из этих недостатков.
— Должен признаться, что я сам не слишком одобряю практику направления агентов-женщин во вражеский тыл. Руководство разведслужб настаивало на засылке женщин в Париж. Но, боюсь, после ареста женщин ждет точно такая же судьба, как и мужчин. Я решительно утверждаю: то, что женщинам приходится переносить такие страдания, по меньшей мере прискорбно. — Он сделал паузу, выждал, пока пройдет приступ тика, от которого у него подергивалась щека, и глубоко вдохнул холодный воздух. — Ваше достижение еще более замечательно, потому что вам удалось добиться успеха, несмотря на то, что вы подчинялись адмиралу Канарису.
— Я не уверен, что понял вас, герр рейхсфюрер.
— Я хочу сказать, что дни службы адмирала в абвере сочтены. В последнее время мы очень недовольны его работой. Он, в лучшем случае, некомпетентен. А если мои подозрения верны, то он предал фюрера.
— Герр рейхсфюрер, я никогда не...
Гиммлер взмахом руки приказал ему замолчать.
— Я знаю, что вы питаете определенную лояльность к адмиралу Канарису. В конце концов, своей быстрой карьерой в абвере вы обязаны лично ему. Но ни один аргумент, который вы могли бы найти, не изменит моего мнения о Канарисе. И... Вы ведь разумный человек. Спасая тонущих, следует проявлять большую осторожность. Иной утопленник может утащить с собой на дно и своего спасителя.
Фогель был ошарашен. Он не нашелся, что сказать в ответ. Лай собак постепенно удалялся и в конце концов смолк. Усилившийся ветер кидал снег на дорожку, и четкая граница, отделявшая проход от целины под деревьями, исчезала прямо на глазах. Фогель ни с того ни с сего подумал: а интересно, далеко ли заложены мины? Повернув голову, он взглянул на пару эсэсовцев, беззвучно двигавшихся вслед за ними на расстоянии пяти-шести метров.
— Сейчас февраль, — вновь заговорил Гиммлер. — Я могу предсказать с определенной долей уверенности, что адмирал Канарис будет уволен уже скоро, возможно, даже к концу этого месяца. Я намереваюсь объединить все охранные и разведывательные службы Германии, в том числе и абвер, под своим руководством.
«Абвер под управлением Гиммлера? — подумал Фогель. — Это было бы смешно, если бы только он не говорил абсолютно серьезно».
— Мне представляется, что вы очень способный человек, — продолжал Гиммлер. — Я хочу, чтобы вы остались в абвере. Конечно, со значительным продвижением по службе.
— Благодарю вас, герр рейхсфюрер. — Фогелю показалось, что эти слова за него произнес кто-то другой.
Гиммлер остановился.
— Сегодня холодно. Пожалуй, пора возвращаться.
Они прошли мимо охранников, которые стояли на месте, пока их патрон вместе со своим спутником не удалились за пределы слышимости.
— Я рад, что нам удалось достичь согласия по поводу продления срока пребывания агента в Англии. Я думаю, что при нынешнем стечении обстоятельств это самое благоразумное решение. И кроме того, герр Фогель, разумный человек никогда не позволит личным чувствам влиять на принятие деловых решений.
Фогель остановился и взглянул в совершенно пустые глаза Гиммлера.
— Что вы хотите этим сказать?
— Прошу вас, не считайте меня за дурака, — поморщился Гиммлер. — На прошлой неделе бригадефюрер Шелленберг провел некоторое время в Мадриде — по совсем другому делу. Он встретился там с вашим другом — неким Эмилио Ромеро. А сеньор Ромеро рассказал бригадефюреру Шелленбергу все подробности о самом дорогом вашем имуществе.
«Будь он проклят, этот Эмилио, за то, что продал меня Шелленбергу! — выругался про себя Фогель. — Будь проклят Гиммлер за то, что сует свой нос, куда его не просят!»
Охранники из СС, казалось, почувствовали, что в беседе возникла напряженность, потому что бесшумно приблизились на два-три шага.