Некоторое время они шли молча. Вайкери поспешно приводил в порядок всю новую для него информацию. У него кружилась голова. У него возникла тысяча вопросов, и он боялся, что Бутби в любую секунду может замкнуться и оборвать этот разговор. Поэтому он выстроил вопросы в порядке важности, обуздав свои кипящие эмоции. На солнце набежало облако, и сразу сделалось прохладно.
— И это сработало? — спросил он.
— Да, причем блестяще.
— А как же радиовыступление лорда Гав-Гав? — Вайкери слышал его своими ушами, сидя в гостиной дома Матильды, и от того, что он тогда услышал, его кинуло в дрожь. «Мы точно знаем, для чего вам нужны эти бетонные коробки. Вы думаете, что вам удастся затопить их у наших берегов и напасть на нас. Что ж, мы хотим помочь вам, парни...»
— Оно вызвало панику в Верховном командовании союзников. По крайней мере, так это выглядело, — самодовольно добавил Бутби. — Лишь очень узкому кругу офицеров было известно о дезинформационной операции «Литавры», и они поняли, что это всего лишь заключительный акт нашего спектакля. Эйзенхауэр телеграфировал в Вашингтон и попросил прислать пятьдесят конвойных судов, чтобы спасать команды в том случае, если наши «Шелковицы» будут потоплены во время переправы через Канал. Мы удостоверились в том, что немцы знают об этом. Тэйт, наш двойной агент с фиктивным источником в ГШСЭС, передал информацию о запросе Эйзенхауэра своему диспетчеру из абвера. Через несколько дней японский посол совершил поездку по побережью Франции, осматривая сооружения береговой обороны, и имел беседу с Рундштедтом. Рундштедт рассказал ему о «Шелковице» и объяснил, что агент абвера, дескать, выяснил, что это плавучие зенитные дивизионы. Посол переслал эту информацию своему правительству в Токио. Эта радиограмма, как и все остальные сообщения японского посольства, была перехвачена и расшифрована. И тогда мы узнали точно, что наши «Литавры» гремят вовсю.
— Кто руководил всей операцией?
— МИ-6, естественно. Они ее задумали, они ее начали, и у нас не было никаких оснований пытаться вырвать ее у них.
— Кто знал о ней в отделе?
— Я, генеральный и Мастермэн из Комитета «двойного креста».
— А кто занимался координацией?
Бутби посмотрел на Вайкери:
— Брум, конечно.
— Кто такой Брум?
— Брум это Брум, Альфред.
— Но есть все-таки еще одна вещь, которую я никак не пойму. Зачем нужно было обманывать собственного сотрудника?
Бутби чуть заметно улыбнулся, словно его встревожило какое-то давнее, не слишком приятное воспоминание. Пара фазанов взметнулась из-под живой изгороди и устремилась поперек оловянно-серого неба. Бутби остановился и уставился на облака.
— Кажется, собирается дождь, — заметил он. — Пожалуй, лучше будет потихоньку возвращаться.
Они повернулись и пошли обратно.
— Мы обманули вас, Альфред, потому что хотели, чтобы другая сторона восприняла все за самую чистую монету. Мы хотели, чтобы вы предпринимали все те шаги, которые делали бы при обычном расследовании. Вам также совершенно не нужно было знать, что Джордан все это время работал на нас. В этом не было необходимости.
— Мой бог! — воскликнул Вайкери. — Так значит, вы вертели мной, как любым рядовым агентом. Вы использовали меня втемную!
— Можно сказать, что так.
— Но почему для этого выбрали именно меня? Почему не кого-то другого?
— Потому что вы, как и Питер Джордан, идеально подходили для этой роли.
— Не могли бы вы это объяснить?
— Мы выбрали вас, потому что вы умны и находчивы и при нормальных обстоятельствах заставили бы агентов абвера хорошенько побегать для того, чтобы они могли отработать свое жалованье. Мой бог, да вы же чуть не разгадали обман, причем как раз тогда, когда операция уже шла полным ходом. Мы выбрали вас еще и потому, что неприязнь между нами достигла легендарных масштабов. — Бутби приостановился и в упор взглянул на Вайкери. — Вы были не слишком осторожны, высказывая свое крайне невысокое мнение обо мне остальным сотрудникам. Но прежде всего мы выбрали вас потому, что вы были личным другом премьер-министра, и абвер об этом был осведомлен.
— А когда вы вышвырнули меня вон, то сообщили об этом немцам через Хоука и Пеликана. Вы рассчитывали на то, что увольнение личного друга Уинстона Черчилля поддержит их веру в подлинность информации «Литавр».
— Вы правы. Это входило в первоначальный сценарий. И, кстати, сработало.
— А Черчилль об этом знал?
— Да, знал. И лично одобрил. Ваш старый друг предал вас. Он любит закулисные игры, наш Уинстон. Если бы он не был премьер-министром, то, думаю, был бы прекрасным деятелем спецслужб. Я думаю, что ваша история, скорее всего, доставила ему немалое удовольствие. Я слышал, что последняя накачка, которую он устраивал вам в своей подземной спальне, была просто шедевром.
— Подонки, — пробормотал Вайкери. — Лживые подонки. Зато теперь, как я понимаю, я должен считать себя счастливым. Я ведь мог погибнуть, как и все остальные. Мой бог! Вы хотя бы понимаете, сколько народу погибло ради успеха вашей интрижки? Поуп, его любовница, Роз Морли, двое сотрудников Специальной службы в Эрлс-корте, четверо полицейских в Лауте и еще один в Клиторпсе, Шон Догерти, Мартин Кол вилл.
— Вы забыли Питера Джордана.
— Помилуй бог, вы же убили своего собственного агента.
— Нет, Альфред, это вы убили его. Ведь это вы отправили его на ту лодку. Хотя, должен признаться, что мне вся эта коллизия скорее понравилась. Человек, из-за преступной неосторожности которого мы чуть не проиграли войну, умирает, спасая жизнь совершенно незнакомой ему молодой девушки, и тем самым искупает свои грехи. Во всяком случае, Голливуд представил бы это именно так. Что важнее, именно так это восприняли немцы. И, кроме того, что значат жизни нескольких человек по сравнению с той резней, которую устроил бы нам Роммель, если бы поджидал нас в Нормандии.
— Значит, дело только в кредите и дебете? Вы так это рассматриваете? Словно одну гигантскую приходно-расходную ведомость? Я рад, что меня выгнали! Я не хочу быть причастным к этому! Если это означает — делать такие вещи, то ни за что! Боже мой, да ведь вас давно следовало бы привязать к столбу и сжечь.
Они поднялись на вершину последнего холма. Вдали появился дом Вайкери. Вдоль крепкой стены, сложенной из местного известняка, вились выращенные Матильдой пышные виноградные лозы. Вайкери хотелось вернуться туда, захлопнуть дверь, сесть у огня и никогда больше не думать обо всем этом. Но он знал, что теперь это невозможно. И еще он хотел избавиться от общества Бутби. Он ускорил шаг и захромал вниз с холма, временами почти теряя равновесие. Бутби, с его длинными ногами и спортивной фигурой, с трудом поспевал за ним.
— Но на самом деле вы так не считаете, Альфред, ведь правда? Вам все это нравилось. Вы глубоко увлеклись этим. Вам понравилось манипулировать людьми и обманывать их. Ваш колледж приглашает вас назад, но вы не уверены в том, что хотите туда вернуться, потому что понимаете: все, во что вы когда-то верили, это ложь, а этот мир, мой мир — истинная реальность.