– Этого я совсем понять не могу. Выше разумения, как говорится. Что вы такого сделали, дабы ваш Антоний попал в экипаж «Пересмешника»? Ведь не рядовой исследовательский поход. По одной путевке на страну давали, мышь без спросу не проскользнет, – Арсений в недоумении даже затряс головой, словно отгоняя наваждение.
– Мышь не проскользнет. Это да… – вздохнул печально Хансен, – потому как у мыши, особенно у церковной, наличного капитала нету.
– Вы хотите сказать, что дали банальную взятку? – удивился через меру Арсений.
– Взятку? Два раза ха! Космическую тучу взяток! Все, что припрятал и накопил. И не все наличными. Когда и редкими, жемчужной окраски аквамаринами, потом и радужные «аполлониды» в ход пошли, огранка на загляденье, им вообще цены нет. Захватил попутно у одного плантатора, ему они уж ни к чему были. Даже участок марсианский презентовал, зачем мне на «Пересмешнике», да и какая теперь отставка? Единственно, о чем жалею, – отдал маромою из Совета наследственную реликвию. К этому хронометру, – тут Хансен кивнул на свое настенное чудо, – еще барометр-анероид полагался, правда, уже без дарственной гравировки. Но все равно жаль. Между прочим, и Збышека состояние туда же ухнуло. Вот что называется старый друг. Ничего не хотел слушать, вручил разве не силком. Хотя у него настоящая родня имеется. Мог бы завещать.
– И все равно я не в силах понять. Совет Рациональной Экспансии – огромная структура, всех ведь не купишь. А проверки? Плюс еще комиссия Содружества, у каждой державы собственные контролеры, – продолжал недоумевать Арсений.
– Экий вы. Подумаешь, контролеры! Всех охмурять и не понадобилось. Мы придумали план. Сначала была заявка – действующий экипаж из трех человек. Я лично подтвердил, хватит с избытком. Один протектор-навигатор, один интендант обеспечения, и Командор для поддержания общей дисциплины и порядка. «Пересмешник» – корабль, не требующий внутреннего пилотирования, он и двигателей маневровых не имеет. Со мной согласились… Уже только по прибытию на «Древо Игд-расиль» забил я тревогу. Нужен срочно второй контролирующий пилот. Дескать, не подумали, а вахту троим неусыпно нести трудно будет. И вообще, на всякий разный случай. А где взять? Старт через считанные дни.
– И тут вы подсунули им Антония. Не просто так, кто надо в Совете поддержал. Для того и было уплачено. Разбираться уж некогда. А когда разберутся, если вообще станут это делать, «Пересмешник» уйдет далеко, не достать, – резюмировал от себя доктор.
– Примерно так оно и было. Даже имя за ним значится настоящее. По общей переписи Антоний лицо без определенных занятий, зато внук маршала. Пришлось еще за поддельный навигаторский формуляр отстегнуть. Это уже я последние штаны прозаложил. Но проверять навряд ли кто захочет. Кому до нас сейчас есть дело? Поди, списали давно со счетов, как покойников, и вас и меня, и служивых и гражданских. Зато «Пересмешник» мой – единственное место в мире, где малыш может чувствовать себя спокойно. Никто за ним с плазменной пушкой гоняться не станет, а если и станет, то не догонит. Свободное пространство – его дом родной, опять-таки я рядом. Так что, Антоний не одинок. И я, грешный, тоже, на старости лет. А что Цугундер пронюхал, так он трюмная крыса, вша, которая едет на собаке. Ну, отправил он сообщение, и толку?.. Все же ручаться могу, никакого доноса он не посылал, даже секретным кодом. Потому как его же первого возьмут на заметку – откуда уважаемый комиссар Герке-Цугундер знает? Ах, посещал гладиаторские гонки. Это сейчас не в почете. Ведь Цугундер единственный из всех нас дурень, который переживает, насколько шикарно он будет смотреться в памяти Содружества. Упуская из виду, что может вообще не вернуться назад в систему. Для него наша экспедиция что-то вроде пикника для избранных в шикарных антарктических заливах. Комиссар, кажется, не верит всерьез, будто мы взаправду отправились в полет на сорок лет. Будто я зазывала-фокусник в ярмарочном цирке, попугаю немного для острастки, а на самом деле через год-другой верну его ловкостью рук назад к порогу родного учреждения в Абу-Даби.
– Сорок лет очень большой срок. Лично даже у меня сразу не укладывается в голове. Так что Герке-Цугундера можно понять, – аккуратно возразил доктор.
– Эх вы, сорок лет! Наслушались наших умников на станции. А тут пирожок с подвохом и тухлецой. Сорок лет – расчетное время. Но я сроду такого не припомню, чтобы расчетное время полета совпадало с настоящим. Все сто сорок, если вообще назад развернемся. Оно ведь только звучит красиво: в заданной точке пространства корабль начнет обратное уклонение по дуге. А если в незаданной и мы промахнемся мимо системы, эдак на двести астрономических единиц, тогда что? А если вообще не произойдет того самого обратного уклонения? Тогда наши с вами внуки высадятся где-нибудь в созвездии Лебедя. Хотя, что я несу? Никто никуда не высадится, у нас жизнеобеспечения не хватит. Пусть уж лучше дурашка и балабол Цугундер думает, будто я глумливо его обманываю и пугаю, а в действительности не пройдет и года, как комиссар получит почетное повышение в Совете и бриллиантовую звезду за храбрость. Мне, знаете ли, паника на борту не нужна.
– Кто еще в курсе высказанных вами обстоятельств? – сильно севшим голосом спросил Арсений.
– Экипаж, разумеется. Кого обманывать-то? Мою Монтану? Так девчонка на курсорных программах собаку съела. А Збышек знает то же, что и я. Антонию вообще плевать, ему в системе делать нечего. Доктору Го я лично сказал, когда отговаривал лететь. Только он упорный, как гиперструктурированный титан: мое место в экспедиции и точка. В Восточном Союзе к идее послать «Пересмешник» вообще отнеслись прохладней всего, поэтому конкурентов у нашего магистра было немного. За информационным бортом оставались вы, Рамон – цифирная душа, само собой, комиссар, да еще Кэти Мелоун.
– Отчего же ко мне сейчас такое доверие? – поинтересовался доктор Мадянов, оторопь от услышанного стала понемногу проходить, он, впрочем, догадывался о чем-то подобном.
– А я и сам не знаю. Разоткровенничался перед вами как сопливый новобранец. Хотя вы штатный Э-психолог, вам положено быть осведомленным о возможных в будущем проблемах. Чтобы предвидеть способы их разрешения, – признался доктору Командор Хансен.
– У подобных проблем не бывает разрешения. И я тоже буду с вами откровенен. Если запереть хотя бы двух людей на долгое время в замкнутом пространстве, то очень скоро, может статься, они поубивают друг друга. А нас здесь девять человек. Согласен, экипаж психологически устойчив и соответственно тренирован, в состоянии удержать контроль над ситуацией и гражданскими. Вопрос в том, на который период времени? На пять лет или на шесть месяцев? Вам, Командор, придется глядеть в оба. И за населением «Пересмешника», и за собой. Это единственный мой вам совет.
С Хансеном доктор разошелся, даже не попрощавшись. Скорее, они сбежали один от другого, более ради вымышленных, чем ради реальных хлопот. Куда направился Командор, было доктору Мадянову неизвестно, сам же Арсений вернулся в спальную каюту. Не за делом, а ноги непроизвольно привели его в последнее в мире место, которое он еще мог бы назвать своим домом, хотя бы и с натяжкой. Галеон Антоний уже проснулся и теперь валялся на койке, зевал и предавался состоянию полного безделья. Что вообще-то было для него нехарактерно. Обычно второй пилот предпочитал в свободное от дежурств и подвигов время «кипеть в действии пустом». То бишь развлекаться на порноблоках, по настроению навещать Кэти, чудить в зале упражнений или цепляться с подковырками к занятым людям. Но видно, вчерашнее приключение поубавило ему сил, а может, испортило настроение и рукопашное выяснение отношений с Цугундером. Однако Арсения он приветствовал дежурной улыбкой.