– Отчего печать страдания вижу на челе твоем?.. Вам, дражайший мой, полагается ныне радоваться второму рождению и славить Божественного Антония, ниспославшего вам избавление от опасностей, – с нарочно пафосным, драматическим надрывом произнес Мадянов, задрав при этом голову вверх. – Сеньор Рамон, плюньте вы на вашу комету. Примите добрый совет. Если ничего нельзя изменить, так зачем же маяться думой попусту? Улетели ваши контейнеры. Улетели и сгорели. И Бог с ними. Вы-то, хвала Антонию, живы.
Сеньор Рамон не то чтобы оживился, мягко это сказано, а прямо-таки взвился над койкой, что было небезопасно, ибо тут же он стукнулся забывчивым лбом о потолок, коротко взвыл и, спустя секунду, неловкой каракатицей снизошел на пол. И немедленно разразился речью:
– Садитесь куда-нибудь, лучше напротив, в кресло. Я уж пристроюсь на месте интендантском. Ничего, пан Збых мне разрешает. Он вообще-то заботливый старикан, только нудный. – И тут же Эстремадура растянулся на койке интенданта Пулавского, поверх аккуратного покрывала из натурального гагачьего пуха: походного сокровища пана Збигнева, упрятанного в нарядный чехол с облаками и лебедями. – С чего вы взяли, будто я сокрушаюсь по комете?
– Ну как же? Согласно агентурным данным, вы искали звезду Полынь. Однако посланница Апокалипсиса изволила натянуть вам нос, – проявил свою осведомленность Арсений.
– Искал, так нашел. Оказалось, гадость. Взрыв какой-то поганый случился. Не тронь меня, увяну я, одним словом… Подумаешь! Впрочем, чего еще было ждать? А содержимое контейнеров ерунда. Я ведь вывел данные анализатора на экран. Там и сохранять нечего. Стандартный набор. Траекторию все равно не объясняет.
Эстремадура пренебрежительно махнул рукой, будто отстраняя проблему как несущественную. Он потянулся к термосу пана Збигнева, отхлебнул ароматное содержимое прямо из носика, видно, сеньору Рамону было позволено и такое.
– Я тогда совершенно не понимаю причин вашей тоски. Если собственно комета вас не удручает. Или же вы ожидали удивительного откровения, а вместо этого обнаружили лишь рядовое космическое тело и теперь разочарованы?– высказал другое предположение Мадянов. Ему чем дальше, тем становилось интересней. Сеньор Рамон вел себя престранно.
– Разочарован? Не знаю. Вряд ли. Видно, чудеса необходимо созерцать на расстоянии, иначе вблизи они теряют свою значимость. Это и хотела сообщить мне звезда Полынь, когда сожгла мой бот. А содержания метана в ней довольно, чтобы отравить третью часть вод земных. Если до этого дойдет, конечно, учитывая уровень и скорость современного прогресса. Собьют еще на подлете, коли не случится вмешательства свыше. Да и когда это будет? – Эстремадура снова напился из термоса, вытер тыльной стороной ладони влажные губы.
Арсений тоже не прочь был бы глотнуть вкусно пахнувшей жидкости, но просить для себя запасы пана интенданта казалось ему неудобным. Пришлось обойтись банальной газированной водой из встроенного сифона. Он выдул добрый стакан, Эстремадура следил за его манипуляциями молча, до тех пор, пока доктор снова не занял сидячее положение напротив в откидном кресле.
– Скажите, доктор, ОНА тоже меня спасала? – дрогнувшим голосом неожиданно спросил его Эстрема-дура.
– Кто она? – не понял Арсений, он думал сей момент совершенно о другом, и вопрос звездочета застал его врасплох.
– Сеньора Монтана, кончено. Кто же еще? – удивился неподдельно астрофизик. – Вы же были в свидетелях, разве нет?
– Конечно, спасала. Даже сказала, что полетела бы за вами, если бы не Антоний. Я все время находился рядом во вспомогательной рубке и уверяю: только благодаря точности действий навигатора вы вообще смогли покинуть бот в нужном направлении, – Арсений отвечал до сих пор машинально, стараясь не вдаваться в подробности о Тане Закериди. Не хватало еще, чтобы и дотошный астрофизик стал доставать его по поводу вопросов интимных и вообще в данный момент посторонних.
Эстремадура вроде бы обрадовался, уже хорошо. Точно малыш, который чем больше соберет внимания взрослых, тем значимее почувствует себя. Но следующая его фраза сразила Арсения наповал.
– Я знаю, сеньора Монтана к вам неравнодушна, – с вызовом выпалил он в сторону доктора, черные его жучки-глаза недобро вспыхнули. – Что вы на это скажете?
– А должен? Вам-то что за дело? И какая сорока вам на хвосте принесла? Небось, Кэти, черт бы побрал ее откровения, трепется по всему кораблю? Это все от скуки, но теперь у нее, слава Богу, есть работа, – криво огрызнулся на звездочета доктор Мадянов.
– Я сам знаю, – угрюмо отозвался Эстремадура, пропустив грубость мимо ушей. – Давно уж предчувствовал. Только имейте в виду, я так просто не уступлю! Мои предки были настоящие идальго и не привыкли пасовать перед трудностями.
Арсений ошалело затряс головой, будто отгоняя морок. Здравствуйте, приплыли! Вернее сказать, прилетели. Вот вам, тетенька, и горелый блин на масленицу! Ляпнул первое, что пришло на ум, еще модулярный психолог, называется:
– А выставлялись, будто в комете дело! Нужна вам звезда Полынь, как зайцу стоп-сигнал! Перед барышней оригинальничали, чуть до смерти себя не уходили. И я же еще крайний! Забирайте свою сеньору Монтану, коли выйдет, мешать ни в чем не стану. Я хомут на шее сроду не терпел, чай, не лошадь! А с вашей красавицей уже в ослы записался!
Эстремадура вскочил с интендантской койки столь стремительным образом, что бедный доктор Мадянов ничего не успел ни сообразить, ни предпринять. Через мгновение его уже душили, схватив за горло. Н-да, ошибочка вышла, ну и темперамент нынче у молодых дарований. Он-то, грешным делом, думал, Эстремадуре корабельный навигатор как кость, застрявшая в горле, опять же держался с Монтаной астрофизик чуть ли не высокомерно. И что же теперь получается? Арсения уморят ни за что ни про что. Бить пациента, тем более на голову нездорового, выходило не этично, да и не хотелось; однако помирать хотелось еще менее того, а в глазах уже мелькали яркие синие и красные звездочки, долго Мадянову было не протянуть. Тогда непроизвольно нашел он выход. Ухватил Эстремадуру за длиннущий нос и потянул за ноздри, вперед и вверх, насколько хватило сил.
– Ой-ой, вы с ума сошли! – астрофизик незамедлительно выпустил докторскую шею, от боли запрыгал на одной ноге. – До крови! Вы посмотрите, до крови!
– Подумаешь, царапина! – возразил, откашливаясь, доктор, вид нескольких красных капелек на верхней губе звездочета его нисколько не впечатлил. – Вы сами, между прочим, едва не лишили меня жизни. И куда, спрашивается, вы после подевали бы мое хладное тело? До гравитационного генератора все равно бы не дотащили, силенок у вас маловато. Или, как у Шекспира, сказали бы пану Збигневу: «Пойдем, зароем труп!»
– Господи, Пречистая Дева и святые угодники! – одумался наконец Эстремадура. – Я вас и вправду чуть не убил. Но и вы поймите. Зачем же так говорить. И о ком? Сеньора Монтана, она… Она… Она…
– Свет ваших очей. Звезда путеводная и единственная, – подсказал на всякий случай доктор.
– Примерно так. Я был одинок. Я был зашорен. Я был безрадостен. И я узрел. Цветок лилии нежной. Помните, как у Вильяма Блейка. «Шипы у розы для врага, а у барашка есть рога. Но белая лилия так безоружна, что кроме любви ничего ей не нужно»! – продекламировал с чувством Эстремадура.