– Ко мне тоже приходили. Расспрашивали о Шмыгове. Сказали, что из милиции и что их интересует Шмыгов. Я не говорила тебе, потому что все это слишком неприятно.
– Давно это было? Когда они приходили?
– Несколько дней назад.
– Но почему к тебе?
– Я тоже сначала удивилась. А потом выяснилось, что они и к Антону приходили. И к Марине, если судить по твоим словам, тоже. Опрашивали всех, кто Шмыгова знал.
– Они тебе сказали, почему им заинтересовались?
– Прямо – нет, но я догадалась. Это все из-за того ограбления в банке.
– Считают, что Шмыгов мог бы…
– Да. Он и Жихарев. Такая вот необычная связка.
– Почему необычная?
– Надо было знать их обоих. Очень разные. И я удивилась, когда поняла, что их связывают воедино.
– А Шмыгов – он кто?
– Бандит.
– Бандит?
– Да. Криминальный субъект. Говорят, он в какой-то преступной группировке. Из тех, знаешь, что дань с бизнесменов собирают. Милиция им когда-то занималась, но доказать ничего не смогли, отпустили.
– Когда ты видела его в последний раз?
– Когда училась в институте.
– А Жихарев упоминал его фамилию?
Ольга невесело улыбнулась мне:
– Ты задаешь те же самые вопросы, которые задавал милиционер.
– Мне интересно. Я пытаюсь понять, действительно ли Жихарев был связан с этим Шмыговым.
– Константин никогда о нем не вспоминал.
– Но милиция почему-то на этого Шмыгова вышла.
– Вышла, – признала Ольга. – Но мне это кажется невозможным – чтобы они были заодно. Шмыгов – это откровенная шпана. Отбросы общества. Маргинал.
– Где он сейчас?
– Не знаю.
– Мне сказали, что на встрече выпускников его не было.
– Не было.
– А приглашали его?
– Приглашали всех.
– Может, до него приглашение не дошло?
Ольга лишь пожала плечами в ответ:
– Его, наверное, нет в Москве.
– Почему ты так решила?
– Его ведь не могут найти.
– Милиция?
– Да. Я так поняла, что они с ног сбились, его разыскивая.
* * *
– Они все-таки поссорились, – поведал Толик. – Те двое, что из Италии прилетели.
– «Цэрэушники»? – уточнил я.
– Да. Я звонил своему приятелю. Загоркин теперь с ним не разговаривает и руки при встрече не подает.
– Жаль.
– Почему?
– Потому что мы тому причиной. Это раз. И еще потому, что, когда сюжет с Загоркиным пойдет в эфир, хорошо бы ему поприсутствовать в нашей студии.
Мы всегда старались выдерживать такой порядок. Сначала сюжет с розыгрышем, а после короткое, на несколько минут, ток-шоу в студии с участниками событий.
– Хотя он придет, я думаю, – предположил я. – За участие в съемках ему положены деньги. Купит себе на те деньги телевизор. Японский, большой. И перестанет обижаться.
– А чего обижаться-то? – усмехнулся Толик. – Мы ничего не приукрасили и никого не принизили. Он вел себя так, как вел бы и без нашего розыгрыша.
Зазвонил телефон. Я снял трубку. Это был Мартынов.
– Женя, здравствуй, – сказал он. – Как жизнь?
– Как всегда.
– Молодец, держи хвост пистолетом. Я тут вчера сюжет твой смотрел. Про ядерный удар по Нью-Йорку. Смеялся до слез. Там еще офицер был смешной. Тот, что с партбилетом. Это артист твой, да?
– Конечно.
– А что-то я его на той фотографии не видел.
– На какой фотографии? – переспросил я, а у самого рука, сжимавшая телефонную трубку, даже взмокла, так мне вдруг стало нехорошо.
– Ну, ты мне давал, вспомни. Где вся ваша команда запечатлена.
– М-да, – промычал я неопределенно.
Толик сидел передо мной, беззаботно изучая прикрепленный к стене плакат.
– Значит, на фото его нет, но он из твоей команды? – продолжал Мартынов.
– М-да.
– Где он живет?
– А что такое?
Что такое, я уже и сам догадался. Но никак не мог в это поверить.
– Адрес его у тебя есть?
– Нет.
– А телефон?
– И телефона нет, – соврал я.
Ничего не подозревающий Толик был безмятежен.
– Как ты с ним при необходимости связываешься?
– Никак. Он сам приходит.
– А сегодня придет?
– Сегодня? М-м-м… У него отгул. Да в чем дело?
– Его узнала женщина. Та самая, из газеты. Смотрела вчера твою программу и признала красавца. Это он некролог в редакцию приносил.
Я все еще не мог поверить.
– Завтра к тебе подъедет от меня человек, – сказал Мартынов. – И как только этот твой артист появится, мой человек все сделает, как надо.
– А как надо? – грустно осведомился я, хотя уже испытал на собственной шкуре это «как надо».
– Он в курсе, – недобро засмеялся Мартынов.
Дело известное. Наденут наручники и увезут в прокуратуру. И начнется для Толика совсем другая жизнь.
– Только ты своему артисту ничего не говори, – предупредил Мартынов.
– Если это он, мы здесь сами во всем разберемся.
– А мы, значит, впустую носом землю рыли? – В голосе моего собеседника, казалось, не осталось и тени доброжелательности.
Механизм не должен работать вхолостую. Есть карательные органы – будут и те, кого эти органы должны карать.
– Так что до завтра, Женя, – спокойно и холодно завершил разговор Мартынов.
– Всего хорошего.
Я швырнул трубку на рычаг. Меня душила злость.
– Допрыгался, идиот? – накинулся я на безмятежного Толика.
– Что? – изумился не ожидавший от меня подобного обхождения Толик.
– Сходил в газету, пропечатал про меня некролог?
– Какой некролог? – переспросил он, а лицо уже заливала предательская бледность.
– Но зачем?! Зачем?! Тебе же сорок лет! Сорок, а не пятнадцать!
– Я не понимаю…
Чтобы он лучше понимал, я ухватил его за рубашку и основательно встряхнул. Горохом посыпались на пол пуговицы. Я видел его глаза и разглядел в тех глазах животный страх. Чаще всего, наверное, пакостят люди, не обладающие богатым воображением. Потому что, если бы они заранее представили себе все те неприятности, которые обрушатся на их голову после разоблачения, они бы развлекались каким-либо другим способом. Не таким, за который наказывают.