Хомутов рассмеялся, все поняв:

– Нет, товарищ посол. Считайте мои слова шуткой.

Агафонов с облегчением перевел дух. Он не любил непредвиденных ситуаций.

Хомутов разлил водку в бокалы, покачал головой.

– Пить крепкие напитки так – это, наверное, неправильно. Из чего вы у себя в посольстве пьете?

Лицо Агафонова вновь обрело каменное выражение.

– В посольстве это строжайше запрещено, – проговорил он после тяжелого раздумья. – У нас также действует «сухой закон».

– Что вы говорите! – восхитился Хомутов. – И как же ваши сотрудники выдерживают такой режим? Я слышал, русские редко соглашаются обходиться без спиртного.

– Эти слухи чрезвычайно преувеличены, – отвечал Агафонов, явно тяготясь разговором.

Над залом вдруг поплыла знакомая еще с детства музыка. Хомутов обнаружил, что музыкантов в национальных костюмах сменили другие, – и звучат первые такты «Подмосковных вечеров». Агафонов обвел зал удовлетворенным взглядом, отметив для себя, что все идет как нельзя лучше, и в завтрашнем отчете о ходе торжества необходимо подчеркнуть этот эпизод. «Подмосковные вечера» – верный знак. Он бросил быстрый взгляд на американского посла и усмехнулся про себя.

Президент Фархад был отчего-то бледен, сказалось выпитое, или он неважно почувствовал себя.

– За нашего великого друга – Советский Союз! – провозгласил Хомутов, намереваясь выпить с Агафоновым, но за его действиями внимательно следили (он на мгновение забыл об этом), и едва прозвучал тост, присутствовавшие джебрайцы вскочили с мест, вслед за ними мало-помалу стали вставать и иностранные послы.

Агафонов тоже поднялся – медлительно, со значением – и, поприветствовав гостей бокалом, осушил его.

Хомутов спохватился. Он взглянул на Хусеми – не слишком ли забыл об осторожности – но лицо секретаря хранило выражение нерассуждающей преданности, и Хомутов решил положиться на свою интуицию. Слегка потрепав Хусеми по плечу, он пробормотал:

– Проводи-ка меня, – и обвел взглядом зал. – А гости пусть веселятся.

Он направился к выходу, отметив, что шум голосов за его спиной не стих, и это его успокоило – отсутствие президента приняли как нечто само собой разумеющееся.

Кто-то из охраны распахнул дверь, Хомутов переступил порог и двинулся по коридору, слегка пошатываясь. Хусеми семенил следом до самого входа в президентские апартаменты. Хомутов захлопнул дверь перед носом секретаря, прошелся по комнатам, мурлыча под нос песенку, слов которой не знал и сам, и, увидев выбирающегося из-под стола Ферапонта, счастливо засмеялся, а затем дурашливо раскланялся, едва не потеряв равновесия.

– Привет, котище! Один ты у меня родная душа во всей этой державе! – воскликнул он по-русски, подхватил кота на руки и чмокнул в нос.

Почувствовав запах алкоголя, кот рванулся и заурчал протестующе.

– Не сердись, – все так же по-русски продолжал Хомутов. – Это всего-навсего водка.

Звуки родной речи будили в нем умиление.

Расчувствовавшись, он покрепче обнял Ферапонта, но тот, изловчившись, хватил Хомутова когтистой лапой и спрыгнул на пол, воспользовавшись секундным замешательством. Хомутов беззлобно выматерился, поднес к глазам руку и увидел оставленные когтями борозды – они быстро заполнялись алой кровью.

– Я из тебя котлет прикажу наделать, – пригрозил Хомутов, дуя на руку, и пошел в приемную.

Хусеми торопливо вскочил при появлении президента.

Хомутов стряхнул на ковер рубиновые капли и поинтересовался:

– Аптечка есть у тебя?

– Идемте скорее! – воскликнул Хусеми.

В коридоре он толкнул одну из дверей, пропустил вперед Хомутова. Переступив порог, тот с удивлением обнаружил, что в двух шагах от его кабинета располагается маленький лазарет, о существовании которого он и не подозревал. Человек в белом халате поднялся навстречу ему, а Хусеми уже успел обрисовать ситуацию. Врач взял руку Хомутова в свою, взглянул, и тут же повернулся, окликнув кого-то, кто скрывался в задней комнате за приоткрытой дверью. Появившаяся девушка, увидев президента, явно смутилась, но глаз не опустила, замерла на пороге. Однако врач уже сыпал распоряжениями. Хомутов усмехнулся:

– Да не стоит так беспокоиться. Подумаешь – царапина! Немного йоду – и все.

Но слова его не произвели никакого эффекта. Доктор продолжал подавать отрывистые команды своей миловидной помощнице.

Ловкими движениями девушка раскладывала на стеклянном столике никелированные инструменты, извлекла из стеклянного шкафа несколько пузырьков с яркими наклейками. Хомутов смотрел на нее с интересом, а когда она приблизилась, даже втянул воздух, пытаясь уловить исходящий от нее аромат, но вместо этого ощутил резкий запах какого-то снадобья, которым доктор обрабатывал ранки.

Кожа девушки была нежной и розовой, ее хотелось погладить кончиками пальцев, и Хомутов понял вдруг, что тоскует без женщины. Девушка будто прочла его мысли – взглянула прямо, и в ее взгляде он прочитал тщательно скрываемое напряжение.

– Как нас зовут? – поинтересовался Хомутов не без игривости, едва удержавшись, чтобы не взять девушку за руку.

Девушка мгновение колебалась, но взгляд не отводила по-прежнему.

– Амира.

В ее взгляде что-то мелькнуло, словно проскочила искра.

– Хорошее имя, – пробормотал Хомутов с расслабленной улыбкой.

79

Бахир не любил действовать наспех. Все должно идти неторопливо, своим ходом. Так он полагал, и почти никогда не ошибался. С Бобо так получилось только потому, что обстоятельства приняли скверный оборот, надо было спасать собственную шею из петли. И еще, история с членами Революционного совета – тоже нелепая и бессмысленная. Понапрасну их погубили, без толку. Обычно от группы арестованных заговорщиков удавалось протянуть ниточку к другой группе: кто-нибудь на допросе неосторожно называл имя, а новый человек, могло статься, и в самом деле в чем-то замешан и уже на другой день сыплет именами, адресами, явками.

Эти, из Революционного совета, были благодарным материалом для дальнейшей работы, но вот – не сложилось, и следует радоваться, что по крайней мере удалось выпутаться.

В последние дни Бахир вновь обрел уверенность, единственным гвоздем в башмаке оставался капитан Салех, но министр обстановку чувствовал тонко и знал, что есть время все взвесить и обдумать без суеты, хотя решение он уже принял, конечно. Салех не дурак, и сейчас страшно перепуган. Чтобы он от страха не наделал глупостей, следовало навестить его и взглянуть – что и как.

Выехал он без сопровождения – шофер да охранник таковым не могли считаться, – но и их он оставил за воротами, когда добрались до места. Салех докладывал, стоя навытяжку, и был так напряжен, что скрыть этого не мог, однако Бахир сделал вид, что ничего не замечает, оборвал доклад на полуслове движением руки, заговорил сдержанно, но доброжелательно.