Хочется надеяться, что платье ей по-прежнему по фигуре...
БЛИСС
Если Дилан к ней не идет, может, она сможет пойти к нему? Совет настоятельно просил самых младших своих членов заниматься регрессивной терапией, дабы получить доступ к собственным прошедшим жизням, а с ним — возможность учиться на обширном опыте прошлого.
Блисс уселась, скрестив ноги, на своей нарядной, как у принцессы, кровати. Она закрыла глаза и принялась пробираться сквозь воспоминания множества жизней. Это было познание. Упражнение, позволяющее выяснить, кем на самом деле ты был. Она пребывала в пустоте, в пространстве между собственным сознанием и подсознанием. Кем она была прежде? Какой облик принимал ее дух в прошлом?
Она танцевала в переполненном бальном зале. Ей было шестнадцать, и мать впервые позволила ей сделать высокую прическу... и она смеялась, потому что нынешним вечером ей предстояло встретить юношу, который станет ее мужем, и еще до того, как он подошел к ней и пригласил на танец, она узнала его лицо.
— Мэгги. — Он улыбнулся.
У него что, всегда такая всклокоченная шевелюра? Даже в девятнадцатом веке при виде Дилана — или лорда Барлингтона — ее сердце забилось быстрее.
Но потом на празднестве что-то случилось. Посетитель нашептал ей на ухо свою ложь. Велел ей убить. Мэгги могла слышать его. Мэгги не желала этого, не верила в это... и прежде чем Блисс сумела открыть глаза, она почувствовала, как ее со всех сторон обволакивает холодная вода.
Мэгги Стэнфорд утопилась в Гудзоне. Блисс видела темную, мрачную реку, чувствовала, как горят легкие и разрывается сердце.
Сколько Блисс ни двигалась назад, все обстояло так же. Гуди Брэдфорд сожгла себя. Она вылила себе на голову масло, потом зажгла спичку и позволила огню поглотить себя. Джулия Медичи «случайно» вышла с балкона виллы своего семейства во Флоренции. Ее изломанное тело распростерлось в центре площади.
Чередование образов было быстрее трепетания крыльев бабочки. Каждая пережитая Блисс «смерть» выходила на передний план. Но затем Мэгги выходила из «похоронного зала». Гуди Брэдфорд пережила огонь. Джулия встала после падения.
Никому из них не удалось оборвать собственную жизнь или изгнать завладевшего ими демона. Все они пытались это сделать, и все потерпели неудачу.
Блисс поняла.
«Я должна умереть».
Потому что если она умрет — на самом деле умрет, — если она отыщет способ никогда не возвращаться, то и Посетитель умрет тоже. Ему никогда не представится возможность осуществить свои замыслы.
Вот. Вот он, единственный способ. Блисс это четко осознала.
Деваться некуда. Выжить невозможно. Они с Посетителем сцепились в смертельных объятиях. Если она сумеет убить свой дух, бессмертную кровь, текущую в ее жилах, она принесет смерть ему.
Она должна пойти на самопожертвование, или эти ужасные видения, это чудовищное будущее станет неизбежным. Она — сосуд для зла, и пока она жива, жив и он.
— Дилан, ты это знал? Ты знал, что я должна сделать. Все это время знал, — прошептала девушка.
Из темноты наконец-то возник Дилан. Он печально взглянул на Блисс.
— Мне не хотелось говорить тебе об этом.
ШАЙЛЕР
После визита Шайлер в клинику доктора Пат прошло несколько дней, и новая жизнь девушки в Нью-Йорке наконец-то начала понемногу устраиваться.
Сегодня днем они с Оливером зашли в агентство недвижимости и забрали ключи от небольшой квартиры-студии в Хэллз-Китчен. Оливер снял эту студию для Шайлер, заплатив наличными арендную плату за целый год. Чтобы скрыть, кто она такая на самом деле, Шайлер предстояло притворяться единственной дочерью матери-одиночки, бывшей хиппи, а ныне фолк-певицы, постоянно разъезжающей по гастролям со своей группой. Благодаря способности изменять черты лица Шайлер могла при необходимости притвориться и этой самой «мамой». Теперь, когда она снова почувствовала себя самой собой, «мутацио» давалось ей куда легче.
Они проехали на метро через весь город и вышли на многолюдном, шумном участке Девятой авеню, в районе, где соседствовали корпоративные общежития для новичков Уолл-стрит, ветхие дома без лифта, стрип-клубы и огромные магазины видеотехники. Здесь же, неподалеку, находился продуктовый магазин, и Шайлер с Оливером затарились там недельным запасом продуктов — органические овощи, буханка хлеба с изюмом из пекарни на Салливан-стрит, консервированная фасоль. Оливер подбил Шайлер разориться на испанскую ветчину и упаковку французского сыра из двойных сливок. При виде чистых широких проходов между стеллажами супермаркета у Шайлер полегчало на сердце. Как все-таки это здорово — вернуться в Америку, где все так удобно и приятно!
Студия находилась в одном из самых ветхих зданий, как и хотела Шайлер, и была очень маленькой: встав посреди комнаты, девушка почти что могла дотянуться до стен кончиками пальцев. Из обстановки в квартире имелись небольшая электроплита, микроволновка и свернутый футон [12] в углу. Единственное окно выходило в световую шахту. И все-таки тут было лучше, чем в гостинице. Она в Нью-Йорке. Она дома.
— Ты уверена? — Поинтересовался Оливер. Шайлер вошла в дом под маской мамочки-хиппи, но едва лишь Оливер закрыл дверь студии, девушка позволила лицу принять прежние черты. — Тебе необязательно оставаться здесь. У отца есть квартира в деловом районе, для тех случаев, когда он задерживается на работе допоздна. Ты можешь жить там.
— Я понимаю, что тут не так хорошо, как в твоем доме. Или хотя бы в моем прежнем, — сказала Шайлер. Она осмотрела пустые полки буфета и обнаружила в уголке небольшую пластиковую ловушку для тараканов. — Но я думаю, нам нельзя допускать, чтобы нас видели вместе. Мы не можем рисковать твоим положением в клане.
До дома на Риверсайд-драйв было всего ничего, если ехать на такси. Там сейчас наверняка Хэтти с ее домашней стряпней и Юлиус с его карточными фокусами. Но она не может вернуться. Пока не может. Шайлер знала, что стоит ей переступить порог своего дома — и в ту же минуту Совет обо всем узнает. Девушка понятия не имела, откуда у нее такая уверенность, но чувствовала это инстинктивно и знала, что права. Может, сейчас им и не до нее, но у Шайлер было такое чувство, что это не навсегда.
В студии она ощущала себя в большей безопасности, тем более под именем Скай Хоуп. Они с Оливером решили, что это вполне подходящее имя для отпрыска хиппующей мамаши. Кроме того, Шайлер привыкла откликаться на это имя, так что с ним было меньше шансов допустить промах.
Местная бесплатная средняя школа носила имя Александера Гамильтона, и поданные в последнюю минуту документы Шайлер здесь приняли без вопросов и возражений. Оливер пытался настоять на какой-нибудь из частных школ — Найтингейл, Спенс, Бриэрли. Но в конечном итоге даже он согласился, что это слишком опасно. Эти заведения кишели Голубой кровью. А здесь вероятность столкнуться с кем-то из Совета была очень мала. Элита могла на словах лицемерно поддерживать бесплатные школы и даже жертвовать им деньги, но никогда не отдавала туда своих детей. Чтобы сообщество поверило в разрыв Шайлер и Оливера, Оливеру предстояло вернуться в Дачезне без нее.