– Все в точности, ваше сиятельство, – приободрился Терентий Платонович.
– Я вам передам все это на следующей неделе, скажем так, в среду… Давайте сделаем вот что, встретимся на сей раз на Тверском бульваре в два часа. Знаете, в это время я обычно прогуливаюсь, у меня режим. Хочется прожить долго, чтобы как можно больше принести людям пользы. Ха-ха!
– А где именно на Тверском бульваре, ваше сиятельство?
– У самого входа с правой стороны стоит длинная скамейка…
– Кажется, я знаю. Там неподалеку разбита клумба с георгинами.
– Совершенно верно, – подтвердил князь. – Я буду сидеть на лавочке и дожидаться вас. Эко какой вы счастливец, – довольно заулыбался он. – За одну неделю сесть в кресло вице-губернатора, заполучить орден, да еще приобрести придворный чин… Это ого-го! Такое не каждому дано.
– Так ведь вашими хлопотами, ваше сиятельство, – смущенно пробормотал Терентий Платонович.
– Ладно, ладно, вижу, что вы малость сконфужены.
Поднявшись из-за стола, князь Курагин подошел к гостю и протянул ладонь:
– Желаю вам удачи.
Только сейчас, на расстоянии вытянутой руки, Терентий Платонович мог хорошо рассмотреть князя. Глянув на ордена, развешанные на груди, он вдруг побагровел и, спешно простившись, вышел во двор.
* * *
Уже на следующий день Григорий Васильевич Аристов получил депеши из Калужской, Нижегородской и Владимирской губерний, в которых был подробнейший словесный портрет лже-Шаляпина. Сравнив их между собой, он увидел, что словесные портреты мало чем отличаются друг от друга. Во-первых, лже-Шаляпин имел большой рост, под стать настоящему Шаляпину. Его возраст около тридцати пяти – сорока лет. Широкоплеч, склонен к полноте. Круглое лицо с прямым носом, лоб высокий, с намечающимися продольными морщинами. А вот под носом отчетливо обнаруживаются носогубные складки. Надо полагать, с возрастом они просто будут углубляться. Цвет лица скорее слабо-желтоватый, чем белый. Кожа лоснящаяся, с круглым волевым подбородком. Волосы прямые, светлые. На шее отчетливо обозначены морщины. Глаза серые, круглые, очень выразительные, у самых век намечаются небольшие бороздки. Надо полагать, через несколько лет они переродятся в «гусиные лапки», добавив к его внешности дополнительных несколько лет.
Позвав художника-криминалиста, Григорий Васильевич попросил со словесного портрета нарисовать облик предполагаемого преступника. Испортив две дюжины листков, художник наконец изобразил злоумышленника.
В действительности чем-то он напоминал лучшего баса России, самого Шаляпина. Тот же высокий лоб, несколько строгий взгляд, волосы зачесаны назад, прямой нос. Вот только подбородок слегка подводил – был малость тяжеловат. Да и сам певец выглядел несколько раздобревшим.
Этот портрет следовало отправить с курьерами по всем российским губерниям. И если мошенник объявится, так непременно должен быть арестован. Хорошо, что неприятная новость не докатилась до самого Федора Ивановича, вот тогда был бы вселенский скандал.
Отложив в сторону портрет, Григорий Васильевич потянулся к трубке. Так приятно в конце рабочего дня раскурить табачок, поглядывая из окон второго этажа на спешащих прохожих.
Неожиданно в дверь коротко постучали, и вошел секретарь – молодой полицейский аршинного роста. Смущаясь (видно, ругая себя за то, что оторвал начальника сыскной полиции от важных дел), произнес:
– Тут к вашему превосходительству человек один пробивается, мы его хотели выставить, да уж больно он упертый. Что с ним делать? – И, посмотрев с надеждой на Аристова, спросил: – А может быть, взашей?
Григорий Васильевич хмыкнул:
– Чего уж так сразу взашей? Может быть, он чего-то важное хочет сказать. А ты – взашей… Так что зови его, пускай заходит.
– Слушаюсь, господин начальник.
Секретарь удалился. А еще через две минуты он привел невысокого невыразительного ссутулившегося человека.
– Господин Григорий Васильевич Аристов, начальник сыскной полиции?
– Он самый. С кем имею дело?
– Моя фамилия Мисаилов… Терентий Платонович. Губернский секретарь, помощник делопроизводителя канцелярии.
Вошедший человек чувствовал себя крайне смущенным. Несомненно, в здание московского сыска его могла привести только большая нужда. Впрочем, такие гости в полиции не редкость.
– Вы присаживайтесь, – указал Аристов на стул, стараясь снять возникшее напряжение. – Пожалте! – И когда Мисаилов присел на самый краешек, готовый вскочить в любую минуту, Григорий Васильевич спросил: – Ну-с, в чем дело, любезнейший? Какие обстоятельства привели вас в сыскное управление?
– Понимаете, в чем дело, ваше превосходительство… Тут такое дело… Я встретил настоящего мошенника…
– Хм… Для меня это не новость, рассказывайте дальше.
– Даже не знаю, с чего начать…
– Мы никуда не торопимся, можете поподробнее.
– Мне уже под тридцать, – печально сообщил молодой человек, – я не особенно родовит, чином большим не наделен. И, надо полагать, моя участь – просто состариться губернским секретарем. А при моем честолюбии это крайне обидно. Образования большого я не получил, а потому, казалось бы, нужно радоваться тому, что я имею… Батюшка был со связями, помог мне устроиться на хорошую должность, но я всегда чувствовал, что способен на большее. Иной с университетским образованием и года не успеет проработать, а уже получает место коллежского секретаря. А я так все и сижу на своих ста рублях.
И посетитель подробнейшим образом рассказал, как подал заявление в газету, что готов выплатить значительное вознаграждение тому, кто сумеет помочь отыскать ему место с большим окладом. Вскоре на его объявление откликнулся князь Иван Федорович Курагин, который и пригласил его в свой дом для разговора. В ходе беседы он пообещал выхлопотать для него место вице-губернатора Тобольской губернии, за что авансом взял три тысячи рублей. При следующих встречах он сообщил, что может раздобыть ему орден Андрея Первозванного за отдельную плату, а также может поспособствовать в получении придворного чина. При каждой встрече он брал с него деньги, но дело совершенно не двигалось.
Григорий Васильевич, попыхивая трубкой, лишь слегка и понимающе кивал. С первых слов стало понятно, что Мисаилов натолкнулся на искусного мошенника с хорошими артистическими данными.
– Признаюсь откровенно, по натуре я очень недоверчив, – продолжал Мисаилов. – Когда я вышел из дома, то тщательнейшим образом проверил, что это за дом. И оказалось, что он действительно принадлежит князю Курагину. И как же ему не поверить, когда он сыпал значительными именами, говорил, что на короткой ноге с людьми из императорской свиты, держался очень важно и сановито…
– И что же вас заставило засомневаться, господин губернский секретарь? – хмыкнул Аристов.
– Он меня как будто околдовал! Я ничего не слышал, кроме его завораживающего голоса, и думал только о предстоящих возможностях. А только когда домой пришел, так сразу подумал, чего же он носит мундир с Анной, когда награжден орденом Андрея Первозванного? А потом, лента Андрея Первозванного у него через левое плечо, в то время как ее нужно носить через правое.