– Ты как здесь оказался? – пролаял я ему в лицо.
– Стреляли! – улыбнулся мне боксер.
Зоя выключила музыку, как только увидела, что я в безопасности.
– Эй, внизу! – крикнула она, как будто находилась на корабельном мостике. – Как вы там?
Я показал ей большой палец:
– Блеск!
Она спустилась к нам. Я церемонно познакомил ее с боксером:
– Зоя – это Олег, Олег – это Зоя, моя невеста. – И продолжил без паузы: – Заметил, на какой машине они приехали?
– «Форд Эксплорер», как у генерала.
– Номер машины запомнил?
– Мое дело – защищать, а не номера списывать.
– Ты прямо как министр обороны.
Боксер, и я вместе с ним, упустил шанс вплотную подобраться к банде, хотя ее ликвидация – это вопрос времени. На его месте я бы точнее прицелился и плавнее нажал на спусковой крючок. Я был так раздосадован, что потерял интерес к вопросу: как давно он за мной следит? Пристроился мне в хвост где-то между перестрелкой в Столярном переулке и моим звонком Зое из таксофона? А если бы чуть пораньше – у нас был бы один или два «собачьих» трупа в шлемах плюс мотоцикл.
– Я могу оставить вас одних?
Зоя мельком глянула на боксера и пожала плечами: как хочешь. Я поднялся наверх, сел на кровать, закурил сигарету и мысленно просмотрел фрагмент расправы над Шатеном, прослушал отрывок из комментариев Блондина («…Мы жаждали хлопнуть кого-нибудь из команды, чтобы принять натуральное крещение, и это трудно объяснить… Первым Шатена ударил Синий, вторым – Оранжевый»). Да, они вдвоем напали на жертву. Оба низкорослые, ниже всех из банды, как я успел заметить, детально изучая эту запись. Скорее всего, и в жизни они были неразлучной парочкой. И сейчас я с полной уверенностью мог сказать, что в Столярном переулке лицом к лицу столкнулся с Синим и Оранжевым. А кто напал на меня здесь? Среди них не было Розового – это точно. По габаритам подходили Коричневый и Белый.
И вдруг меня насторожила одна странность: во время встреч Блондина и Розового Блондин обязательно повторял: Олега дома нет. Для меня, равно как и для любого другого, такая информация означала одно: эти три человека никогда не собирались в одно и то же время и в одном и том же месте. Может быть, потому что одного из них не существовало или он был… продублирован? Один в двух лицах? Ведь Блондин четко не говорил, что встреча с Розовым в кинотеатре – первая. Вообще, если посмотреть на проблему со стороны, то станет очевидным тот факт, что встретились два знакомых человека, но открываются они друг перед другом с абсолютно новой стороны.
И вот несколько минут назад я стал свидетелем нелогичной сцены: боксер промазал там, где другой стрелок не промахнулся бы. Потому что стрелял по своим? Но какую цель он преследовал и чем она отличалась от той, что была поставлена перед бандитами в Столярном переулке? Мне не хватало одного звена, чтобы замкнуть эту цепь. Меня дважды могли убить, и я дважды получал помилование (казнить нельзя, помиловать; возможно, в следующий раз запятая перекочует на одно слово назад). Хотя нет – я упустил из виду Игоря Болдырева, который мог меня продырявить, натурально исполняя долг – служить и защищать; он защищал мирных граждан от вооруженного пистолетом человека, целей которого он знать не мог. Болдырев появился вовремя – лучше не скажешь. Ему в оперативности не уступала еще одна пара полицейских, подоспевшая на «Форде». Вслед за ними место происшествия взяли в кольцо еще два десятка полицейских, включая срочников. Этакая расширенная версия «Бешеных псов».
Нет, с таким подходом к делу можно заподозрить в причастности к банде любого, с кем я контактировал в последнее время. Зою, например. Подходила ли ей змеиная шкура подруги Синего? Если учесть, что жила она в настоящем цеху, то да. По соседству с ним, может быть, и был сожжен Шатен…
Олег Прохоров отвез меня к генералу. Как обычно, охранник на КПП лично убедился, что за рулем человек с допуском на проезд в поселок, и поднял шлагбаум. Несмотря на поздний час, Николай Ильич не спал и встречал меня недобрым взглядом. Он повторился:
– Ты потянул ниточку?
Как же ему не терпелось поквитаться с врагами!.. Что же, я понимал его: я тоже был военным, а все военные любят повоевать, и любое поражение для них – маленькая смерть. Мне пришлось отговорить себя от грубости: дуракам полработы не показывают. И ответил в тон его вопросу:
– Я потянул цепь со злой собакой.
Мне пришлось рассказать ему о двух инцидентах – в Столярном переулке и на Автозаводской.
– Ты как колобок, – съязвил Приказчиков. – Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел.
– От дедушки я еще не ушел.
– Не хами. Что собираешься делать дальше? Твоя разрекламированная логика что тебе подсказывает?
– Только одно: ложись спать. Я смертельно устал, Николай Ильич, – честно признался я. – Посчитайте, сколько стоит одна ночь отдыха, и вычтите ее из суммы, на которой мы сошлись.
Не раздеваясь, я упал на кровать. У меня не было сил даже натянуть на себя одеяло. Я снял пиджак и укрыл им ноги. В следующую секунду я уже спал.
Не было и девяти, когда меня разбудил телефонный звонок, а мне казалось, я только что опустил голову на подушку: ночь пролетела в одно мгновение. Звонил Виталий Аннинский, и я подумал о том, что мне придется ехать в отделение и отвечать на новые вопросы. Однако я ошибся: Аннинский назначил мне встречу в нашем кафе, спросил: «Успеешь к одиннадцати?» Как будто знал, где я сейчас нахожусь. Я ответил: да, успею, и разорвал соединение.
На скорую руку перекусив гамбургером, разогретым в микроволновке, и кофе с молоком, в котором было больше молока и сахара, я попросил боксера отвезти меня в город.
Виталик и я оказались единственными посетителями в этом заведении. Одетый в клетчатый пиджак, он сидел за стойкой и даже не обернулся ко мне и не бросил взгляд на мое отражение в витринном зеркале. Плохо дело, подумал я, подсаживаясь к нему.
Мы обменялись рукопожатиями, и я как следует разглядел его. Аннинский снова был небрит, под глазами, будто нарисованные, недужные круги, рубашка расстегнута на две верхние пуговицы. Несмотря на ранний час, он, судя по всему, уже приложился к бутылке, и рюмка, которую он покручивал на стойке, была второй или третьей. Я выглядел не лучше – несвежая рубашка, запах пота и дезодоранта – пятьдесят на пятьдесят, нечищеные туфли, волосы спутаны. Но я – это я. А он – это он.
– Как жена, как ребенок? – спросил я.
И заметил, что лицо Аннинского просветлело. Он улыбнулся мне кончиками губ:
– Боюсь сглазить, но все вроде бы неплохо. Послезавтра их выписывают из роддома.
– Все забываю спросить: как назвал мальчишку?