Исмаил Тугайбеев усмехнулся:
— Вы это серьезно? Чиновница во главе террористов?
Бен Масих ценил коменданта и позволял ему проявлять в речах вольность и цинизм. Он усмехнулся в ответ:
— И что с того? Я тоже чиновник. Причем международного уровня. А что касается терроризма, у нее хорошая наследственность. Ее отец с друзьями еще во времена СССР пытался угнать самолет. Это была золотая молодежь: врачи, художники, артисты. Дети партийной номенклатуры. Угон не удался, и их всех расстреляли. Пытаясь захватить самолет, они устроили настоящую бойню. Всех, кто был в летной форме, кроме пилота, расстреляли в упор. Даже штурмана, летевшего в отпуск. Бортпроводниц забили насмерть рукоятками пистолетов. У одной из них при этом вырвали все волосы.
Привычный ко всему комендант даже рот раскрыл от удивления.
— Э, просто звери какие-то, честное слово!
Лицо Великого Пира исказила гримаса презрения.
— Нет, какие звери? Говорю же — художники, артисты. Интеллигенты, тонкая натура. Случилась истерика, бывает. До этого момента самым большим несчастьем в их жизни был подгоревший шашлык или когда вместо ирландского виски грузинский коньяк пить приходилось. А тут огонь, кровь, смерть… ну и растерялись немного, понервничали. Эта сучка вся в отца, я ее насквозь вижу. Такая ни перед чем не остановится. А как тебе Берзег и его окружение?
Теперь скривился комендант Тугайбеев:
— Э, убыхи, что о них говорить! Люди, забывшие свою землю, свою веру и даже язык. Я им не доверяю.
Великий Пир покачал головой:
— Просто ты не можешь простить черкесам, что они разгромили твоих предков в битве у горы Канжал. Пора забыть, с тех пор триста лет прошло. В конце концов, тогда не кабардинцы вторглись на вашу землю, а вы на их. И битва произошла недалеко от нынешнего Пятигорска, а не под Симферополем. Так что твои предки сами виноваты.
— Какая разница, кто на кого напал — мы на них или они на нас? Если ты отважен и силен, выходи и сражайся. Если труслив и слаб — беги или покорись. Черкесы позорно бежали, отступив до самых гор. А потом ночью подло напали на наших и всех перебили. Чтобы вызвать панику, они пустили на лагерь стадо ослов с подожженной паклей под хвостами.
— Ослов на ослов? Оригинально. Ты не подумал, что мы действуем такими же методами? Что поделаешь, если враг неизмеримо сильнее нас? Поэтому мы с распростертыми объятиями встретим наших друзей.
Лицо коменданта исказила гримаса неудовольствия.
— А что, будут еще и другие?
— Будут, — огорошил его Великий Пир. — Без их помощи нам не удастся выполнить задуманное. Тебе придется забыть о своей ненависти. На время. Знаешь, как говорил умный человек Черчилль? Легко быть вежливым с тем, кого собираешься убить. Понял, что я имею в виду?
— Да, Великий Пир, — склонил голову комендант.
— Тогда действуй.
Когда Тугайбеев ушел, вождь попытался связаться с посланными в Керчь Чаком и Гюрзой. Но никто из них не отзывался. Бен Масих нахмурился. Если специалисты по допросам погибли, это было скверно. Если они попали в руки врага, еще хуже. Но не смертельно. Знали они немного. Хуже будет, если информация химика попадет в руки органов безопасности или вдруг расколется Бормышев. Но того пока трогать нельзя. Господин БОГ не разрешает. Впрочем, как говорят русские, если нельзя, но очень хочется, то можно. Нужно только дождаться, когда тот вернется из своего заокеанского турне.
В прошлом Усаму бен Масиха многое связывало с его коллегой по работе в ООН Семеном Яковлевичем Бормышевым. Но время течет и многое меняет. Сегодня существование господина Бормышева представляло опасность для господина бен Масиха. И Великий Пир не собирался церемониться.
Следовало торопиться. Время, отпущенное на операцию, сократилось вдвое. Но и противнику придется поспешить. А поскольку у противника нет такого тщательно проработанного плана, то он будет совершать ошибки. И попадет в расставленную Великим Пиром ловушку.
* * *
Вернувшись в Кючук-Кале, Равиль не мог успокоиться. Что, если он стоит на правильном пути и студенты, захваченные на Тузле, действительно скрывают информацию, как-то связанную со смертью Аладдина? Он нутром чувствовал, что они знают больше, чем говорят. Знать бы — что именно. Легко выбивать правду, если хотя бы приблизительно знаешь, что тебе нужно. А тут сплошное гадание на кофейной гуще. Но попробовать следовало, в случае удачи Равиль мог бы претендовать на серьезное повышение статуса в их организации. И наоборот, если Великий Пир узнает об их разговоре с Аладдином, Равиль сам окажется в подземной тюрьме-зиндане, переполненной пленниками.
Поэтому, набравшись храбрости и выбрав удобный момент, он обратился к вождю. Начал издалека:
— Великий Пир, что прикажете сделать с заложниками?
— Брось в зиндан пару гранат. Это проще, чем их расстреливать. А нашу базу все равно придется оставить. Жалко, конечно, — бен Масих зевнул, — но ничего не поделаешь. В мире нет ничего вечного. Истинные богатства ждут нас на небесах.
Равиль затаил дыхание:
— А тех, которых мы взяли на Тузле? Туда же?
Великий Пир подозрительно прищурил здоровый глаз.
— У тебя есть предложение?
Равиль почувствовал, как по спине пробежал предательский холодок, но все же проговорил:
— Они знают в лицо Поручика. Это он нашел нашу потерянную лодку и может нам сильно навредить. Пленных можно использовать для его опознания.
— Но ведь его видел Санчес, — возразил Великий Пир.
— Санчес один, он не может оказаться сразу в разных местах и в разное время суток.
Но бен Масих все еще сомневался.
— Думаешь, они захотят выдать своего товарища?
— Он им не товарищ, просто случайный знакомый. По крайней мере, за одного из них я уверен. Думаю, и другие нам помогут.
Великий Пир видел своего бойца насквозь и сразу понял, что тот затеял какую-то сложную игру. Не предательство, это он заметил бы моментально. Нет, на уме у него обычная карьерная интрижка. Парень хочет выслужиться. Но в то же время чего-то боится.
«Ладно, — подумал Великий Пир, — время покажет. А сейчас есть дела поважнее».
— Займись этим сам. Когда закончишь, доложишь, а заложников уберешь. Можешь взять себе в напарники кого-нибудь из наших.
И отправился к гостям. Отсутствие комфорта следовало компенсировать повышенным к ним вниманием.
* * *
Заложники в подземной казарме Маленькой крепости начали было думать, что про них забыли.
— Надо бежать, — Олимпиада, единственная из четверки похищенных на Тузле студентов, сохраняла присутствие духа.
Капа и Валерик ощущали себя подавленными. А Гордеев и вовсе скис и ныл целыми днями.