— Так умные же все! — бросил он с досадой. — Никто даже дверь не отворил… Два дурака нашлось на весь двор: я да еще один из первого подъезда… Тоже недавно въехал…
— А он слышал?
— Взрыв? Нет, не слышал… Спал, говорит. Да врет, наверное!.. Ну как это может быть? Внизу в двух шагах палят вовсю, гранату подорвали — не проснулся! А на звонок открыл…
— А может, и не врет…
Что-то в Димкином голосе показалось Колодникову странным. Он всмотрелся повнимательней в распухшую физиономию сына, и тот смущенно отвел глаза. Нет, в прошлый раз Димка, помнится, вел себя куда естественней. Рычал, злобствовал, грозил расправиться с обидчиками… Теперь же он был какой-то пришибленный, утративший обычную свою самоуверенность. Может быть, даже слегка испуганный…
Кстати, такое впечатление, что нынешней ночью Димку в арке подстерегли уже не любители, но профессионалы высокого класса. Ударов было нанесено — всего ничего, зато каждый из них мог послужить причиной серьезного увечья. Сам Колодников от одного такого удара улетел бы в нокаут… Ох, отчаянные, должно быть, ребята!.. Тут в двух шагах Скуржавый Полтину поминает, а им — ноль внимания… Напали, отлупили чуть ли не на виду…
— А менты что говорят? — спросил Димка, медленно облизнув губы и по-прежнему не поднимая глаз.
— Да у них, как я понял, тоже крыши поехали… — нехотя отозвался Колодников. — Ну что взрыва никто не слышал — ладно… Осколков не нашли! Понимаешь? Ни гильз, ни осколков — ничего! А самое главное: у одного из этих… ну, из тех, что поминали… голова отрезана! Напрочь!.. При мне с асфальта подбирали… А волосы короткие, не ухватишь… Ногой в пакет закатили… Представляешь? Ногой… — Алексей выпрямился и несколько секунд тупо смотрел в никуда, борясь с бунтующим пищеводом. Потом тошнота отступила, но хуже всякой тошноты было сознание невозможности, невероятности того, что случилось ночью…
— Ведь что получается… — решившись, медленно проговорил Алексей. — Всех насмерть, а один еще какое-то время жил… Бился, катался… Ну, видно было, как он там корчился… И зацепил бутылку — уже в агонии…
— И… чего? — тоже понизив голос, спросил Димка.
Колодников встал и подошел к кухонному окну. Продравший его озноб был настолько силен, что начался даже не со спины, а с затылка. Алексей взялся за голову, вонзив ногти в кожу.
— А того… — проговорил он сквозь зубы. — Бутылка-то при мне из арки выкатилась… При мне, понимаешь?.. Я уже к парадному к своему подходил — и вдруг слышу: вроде захрипел кто-то… А потом бутылка…
Он обернулся. Незалепленный пластырем глаз Димки смотрел на него чуть ли не с ужасом.
— То есть выпил я с ними… — малость переведя дыхание, продолжал с содроганием Колодников. — Дошел до угла, свернул… И в этот самый миг, получается, все и началось!.. А задержись я на минуту…
Алексей запнулся, испытав то странное ощущение, когда, закурив, бросаешь горелую спичку в угол, а она застывает в воздухе, не долетев до стены, и отказываешься верить глазам. Так не бывает! И лишь потом с облегчением замечаешь, что спичка попала в паутину…
Так не бывает! Не было ни грохота взрыва, ни автоматных очередей, ни криков, ни шума схватки… Был только гулкий двор, траурные тихие вздохи плейера, желтизна свечей… Он прошел мимо и даже не повернул головы. А в это время в арке, получается, в живых оставался всего один человек — тот, что зацепил потом в агонии бутылку…
— Ментам… — просипел Димка. — Ментам ты об этом сказал?..
— Нет, — бросил Алексей.
Широкие плечи сына расслабились.
— Слава Богу…
* * *
Анальгин подействовал, но голова все еще оставалась тяжелой, и Колодников решил, что глоток свежего воздуха ему просто необходим. Вязаную шапочку он даже надевать не стал — сунул в карман куртки. Ступив на крыльцо, Колодников сразу же увидел изливающуюся из четвертого подъезда толпу. Значит собрание кончилось. А здоровый, должно быть, актовый зал в домоуправлении — выходят и выходят… Вроде не воскресенье, не суббота, а смотри, сколько народу!..
Надо полагать, ни до чего хорошего жильцы на собрании так и не договорились. По квартирам разползтись не спешили, сбивались в группы и яростно продолжали что-то обсуждать. В центре одного такого скопления неистовствовала Александра. Алексей неспешно сошел с крыльца.
— Стрелять! Стрелять, как бешеных собак!.. — надсаживался поблизости дребезжащий старческий голосок. — Это же не люди, это, я не знаю… Звери какие-то!..
— Ну и чем вы тогда недовольны?.. — невозмутимо обронил Колодников, поравнявшись с кровожадным жильцом. — Всех и постреляли… Постреляли, порезали, еще и гранату им в арку кинули…
Пенсионер в пыльно-черном костюме с запекшимися на хилой груди орденскими планками обратил к Алексею трясущиеся морщины. Холодновато, пожалуй, по нынешней погоде в пиджачке — зато все награды наружу. В глубине складок вокруг рта и у подбородка ветерана тускло мерцали подобно железным опилкам остатки щетины.
— Это самосуд!.. — взвизгнул он. — Это свои же и перестреляли!.. А их по суду надо было! По закону!.. И тех, и других!.. — Растопыренные старческие пальчики прыгнули чуть ли не в лицо Алексею. Крутые за такой жест, если верить фольклору, уже бы грохнули. — Да своими бы руками, не колеблясь…
— Так по суду или своими руками?.. — не без ехидства осведомился Колодников, и немедленно был атакован с фланга плотной крашеной дамой (с четвертого, кажется, этажа).
— А почему вы не были на собрании? — крикнула она.
Алексей медленно (главное — все делать медленно, иначе опять скрутит) повернул голову.
— А почему вы не пошли в понятые?..
Та не поняла.
— Когда вчера из милиции… в дверь звонили… — так же размеренно продолжал Колодников. — Вы почему не открыли?..
Дама растерялась.
— Я спала… не слышала…
— Все… спали… — презрительно шевельнув краешком рта, выговорил Колодников. — Носа никто не высунул… Я один, понимаешь… как пионер… полночи с ментами кишки со стенок соскребал…
Дама чуть отшатнулась и, заметно побледнев, сглотнула.
— Вот-вот… — мстительно молвил Алексей. — Уже и позеленели…
Однако в следующий миг на него тоже накатило. Зажмурился, переждал дурноту, а когда вновь открыл глаза, ветеран был на месте, а вот дамы нигде не наблюдалось.
— Слаб народ… — с удовлетворением пробормотал Колодников, цитируя дословно давешнего мента.
— Слаб?.. — тут же взвился ветеран. — Да я на одной Курской дуге больше мертвых закопал, чем ты живых видел! Раньше бы, я не знаю… Своими бы силами порядок навели!.. Ну вот что от вас толку? — заорал он вдруг кому-то, оборачиваясь. — Лампасы нашили, индюками вырядились, а как до дела дойдет — и нет вас!..
Колодников посмотрел, на кого это он так, и увидел возвышаюшегося над толпой богатырского сложения мужчину с буденовскими усами. Одет был усач и впрямь живописно: синий френч, галифе с широкими красными лампасами, на портупее вместо кобуры — нагайка. Наряд завершали подполковничьи погоны и милицейская фуражка с двуглавым орлом.