— Изгнали, наверное, — так же, вполголоса, предположил Влад.
Чага в сомнении качнула выгоревшими, ступенчато подрезанными волосами.
— В таком возрасте изгоняют редко…
Они подъехали почти вплотную, и лишь тогда человек поднял голову. Одутловатое, черное от прилившей крови лицо мерцало каплями испарины. Человек дышал часто, с трудом прогоняя воздух сквозь страдальческий щербатый оскал. Левая щека была измята серым глубоким шрамом.
— Армай? — не веря, спросила Чага. — Что случилось?
Тяжелые веки вздернулись, открыв невидящие, налитые кровью глаза. Сидящий всмотрелся, и его потрескавшиеся губы внезапно раздвинулись в счастливой усталой улыбке.
— Имка… — хрипло проговорил он. — Пришла…
Чага и Влад испуганно переглянулись.
— Чага, он бредит! Он путает тебя с Матерью…
Армай медленно перевел взгляд на Влада.
— Кто ты?.. Я тебя не знаю…
— Это Влад, — сказала Чага. — Его оглушило металлом, помнишь? Когда прилетала стальная птица…
— Стальная птица… — забормотал Армай. — Стальная птица… Конец приходит степи… Последний год живем… Три стальных птицы упало… Четвертая будет последней…
— Стреножь зверей! — Чага спрыгнула на землю, подошла к окопчику. Наклонилась, всматриваясь, и тут же выпрямилась в смятении.
— Что с ним? — спросил Влад.
— Его уязвил металл, — медленно проговорила Чага.
— Имка… — щербато улыбаясь, повторил Армай. — Я отберу у тебя камни, Имка… Не уходи… Не веди их к отрогам… Пропадете…
— А что, Мать водила семейство в предгорья? — спросил Влад.
— Не знаю, — сказала Чага. — Может быть, давно… Что с ним делать?
— То есть как что? — Спутав ноги третьему зверю, Влад поднялся. — Переложим его на кошму, а там придумаем что-нибудь…
— В нем металл, — с содроганием предупредила Чага.
— Да расплавься он весь, ваш металл! — рявкнул Влад. — Вы уже людьми быть перестали с этим металлом!.. Куда его ранило?
— В ногу, — сказала Чага.
Они раскатали кошму и перенесли на нее Армая. Уложить его не удалось, старик был чудовищно силен — сел, кажется, даже и не заметив, что его пытаются удержать за плечи два человека.
— Металл… — бормотал он. — Металл поднимается по всей степи… Забыли закон…
Влад разорвал широкую шерстяную штанину и осмотрел ногу. Рана была ужасна.
— Заражение крови, — глухо сказал Влад. — Промывай не промывай… И осколок, наверное, внутри…
— Армай! — присев на корточки, допытывалась Чага. — У тебя был зверь! Где он? Тебе должны были оставить зверя!..
— Чага, прекрати! — резко приказал Влад. — О чем ты?!
— Армай! — Не слушая, Чага трясла старика за плечо. — Какой у тебя был зверь? Какой масти?
— Чага!!
Она повернула к Владу бледное от бешенства лицо.
— Кто-то увел у него зверя!
— Зверь… был… — как бы засыпая, проговорил Армай. — Потом… не знаю…
— Что ты его мучаешь! — процедил Влад. — Зачем тебе это знать?
— Действительно, забыли закон! — сказала Чага, ненавидяще оглядывая горизонт. — Трус, сталь его порази! Даже убивать не стал, просто подкрался и увел…
— Металл свидетель! — отчаянно закричал Влад. Потрясая кулаками, он стоял на коленях перед Армаем. — О чем ты говоришь?! Всего-то навсего нужно было вскрыть рану, вынуть осколок, промыть!.. А человека бросают в степи! Стальная птица упади на ваши кочевья, что же вы делаете?!
Армай слушал, недоуменно сдвинув брови и по-стариковски отвесив нижнюю губу. Потом медленно поднял голову, и глаза его прояснились.
— Я тебя вспомнил… — хрипло, с удивлением проговорил он. — Ты вон кто…
Чага вскочила. Армай протянул нетвердую руку и, промахнувшись, взял Влада не за горло, а за плечо. Железные пальцы стиснули сустав, от боли потемнело в глазах, но тут быстро отступившая на пару шагов Чага взмахнула рукой. Фыркнул, слетая с ладони, сыромятный ремень, и гладкий дырчатый камень с хрустом ударил Армая в висок.
Железные пальцы разжались, словно с сожалением, и Влад, взявшись за плечо, со стоном ткнулся головой в кошму. Перетерпев боль, сел, придерживая поврежденную руку. Армай с проломленным виском лежал рядом. Чага сматывала ремень кистеня.
— Мертв? — с ужасом спросил Влад.
— Он бы тебя убил, — сказала Чага. — Не надо было призывать на кочевья стальную птицу… — Закусив губу, она поглядела на усмехнувшееся мертвое лицо Армая. — Все равно ему уже оставалось недолго жить…
— Ты безжалостна, — тихо сказал Влад.
— А ты всех жалеешь, — хмуро ответила она. — Но только почему-то все умирают от твоей жалости…
Они положили Армая в им же самим выкопанную яму и в две костяные лопатки засыпали ее, сняв брустверы и сровняв могилу со степью. Потом Чага расседлала зверей и провела их одного за другим по темному пятну свежего утоптанного грунта.
Видимо, так того требовал обычай…
Они уходили по разоренным степям на северо-запад, оставив справа территории, над которыми теперь густо роился металл. Если верить чудовищно приблизительной карте, набросанной Владом в блокноте, они возвращались к месту его неудачной посадки. Часто пейзаж казался ему знакомым, и Влад готов был побиться сам с собой об заклад, что вон за тем холмом откроется сейчас та самая балка, где он имел глупость, сидя в кроне дерева, дразнить металл лезвием ножа. Однако холм отваливался в сторону, а за ним вместо балки раскидывалась обширнейшая старая гарь с серо-зеленым островками стремительно восстанавливающихся рощ.
Поразительно, с какой легкостью ориентировалась в этом желто-зеленом, слегка взгорбленном однообразии Чага! Впрочем, в последнее время она явно была чем-то озадачена и встревожена: прислушивалась, недоверчиво взглядывала вверх, где изредка взблескивали знакомые мерцающие спирали.
— Что-нибудь не так? — спросил однажды Влад.
— Странно… — сказала она, озираясь. — Опасности нет.
— Ну и хорошо! — воскликнул Влад, но она только тряхнула с досадой криво подрезанными волосами и не ответила.
Местность уже не была такой безлюдной, как три месяца назад, когда они пересекали ее навстречу солнцу: из балок струился синеватый дымок костров, иногда на холме возникал силуэт всадника и, помаячив, исчезал. Многочисленные семейства, уходя из-под разящих ударов, хлынули сюда с востока.
Металл истощил здесь свои силы в единоборстве со стальной птицей — вновь поднялась посеченная трава, вытесняя с размолотых участков быстрорастущие, не пригодные в корм сорняки, заклубились серо-зеленые заросли на пепелищах. В россыпях осколков копошились серебряные паучки, пока еще слишком маленькие, чтобы навлечь на себя удар или лишить кого-нибудь жизни электрическим разрядом.