Потом послышался голос Лизы:
– Ой, жуть какая!
– Собаку с кошкой запри в гостиной, – велел Володя, – ну, давай, роль хорошо выучила, не подведешь?
– Что я, лохушка сраная? – обозлилась Лиза. – Без базара, по понятиям, авторитетно сварганю.
– Молоток, – одобрил Костин, – начинай, в натуре.
– А-а-а, – словно пожарная сирена завыла Лиза, кидаясь на лестничную клетку, – спасите, помогите.
Захлопали двери, послышались чужие голоса, топот, кто-то вскрикнул, потом взвизгнула женщина. Лиза орала как ненормальная:
– Убили, убили, застрелили, насмерть убили…
– Попрошу всех разойтись, – раздался суровый голос Костина, – освободите место происшествия, Сеня, опроси свидетелей, девочку – в «Скорую помощь».
– А-а, – визжала Лиза, – не хочу, менты позорные, легаши долбаные, волки неумытые, дайте умереть вместе с Евлампией Андреевной! О-о-о, что теперь со мной, сиротой, будет, о-о-о!
На мой взгляд, она явно перебарщивала, но из толпы перепуганных соседей неслись сочувствующие вздохи и всхлипы. Свою лепту в происходящее внесли и котенок со щенком. Запертые в гостиной, они сначала тихо поскуливали, а затем начали выть во всю мощь своих легких. Какофония стояла ужасающая. У меня отчаянно чесался правый глаз, и больше всего на свете я боялась чихнуть. Представляю, что случится тогда с соседями! Парочка настоящих трупов умерших с перепугу людей нам тогда обеспечена.
Наконец послышался лязг, дверь закрыли.
– Лампа, садись, – велел Володя.
Я немедленно повиновалась и пару раз с наслаждением чихнула. В прихожей, кроме Костина и Митрофанова, стояли еще двое крепких парней в синих комбинезонах.
– Давай, Лампец! – приказал Костин. – Полезай!
– Куда?
– В мешочек, – ласково сообщил один из юношей, ловко расстилая огромный черный пластиковый пакет.
– Зачем?
– А как мы тебя отсюда унесем? – вскипел Митрофанов.
– Трупу положено быть в упаковке, – философски заметил другой юноша. – Лезьте, лезьте, в лучшем в виде доставим. Только до труповозки и потерпеть, а в машине сразу наружу выберетесь.
Проклиная тот день и час, когда подрядилась к Кондрату в экономки, я втиснулась в нестерпимо воняющее чем-то химическим нутро мешка и дала себя уложить на носилки. Потом сильные руки потащили меня вниз по лестнице и всунули в машину. Через пару секунд автомобиль, резво подскакивая на ямах и колдобинах, отправился в путь. Естественно, никто и не позаботился о том, чтобы помочь мне вылезти из мерзкого пакета, и я обломала все ногти, пытаясь расстегнуть «молнию». К тому же носилки оказались жутко жесткими и очень больно ударяли меня по спине и заду. Наконец застежка поддалась, я выпуталась, села и затряслась от холода, хоть бы куртку накинули, идиоты, на самом деле, что ли, поверили, что я труп? Сунули в мешок прямо в тоненьком свитерке, олухи!
И еще мне ужасно, прямо нестерпимо хотелось пить, чем дольше ехала машина, тем больше жажда оттесняла все остальные чувства, язык превратился в наждак, а горло напоминало воспаленную рану.
Наконец водитель затормозил. Я осторожно приоткрыла дверцу и увидела, что труповозка стоит перед нашим с Володей домом. У подъезда манил бутылками с разноцветными напитками ларек. Обрадовавшись, я пошарила в карманах брюк, нашла десять рублей, вылезла наружу и попросила у продавца:
– Маленькую бутылочку «Святого источника», газированного, пожалуйста!
– Мама родная! – ойкнул паренек за прилавком и быстро выставил бутылку. – Боже, вам не больно?
– Нет, – недоуменно ответила я, – а почему мне должно быть больно и где?
– У вас дырка в голове, – пробормотал мальчишка, синея на глазах, – и кровища хлещет, срочно к врачу надо и в милицию, жуть какая!
Я страшно разозлилась на себя. Ну надо же, совсем забыла, что я в гриме трупа, надо успокоить испуганного ларечника.
– Ничего, не волнуйтесь, это ерунда, – заулыбалась я.
Он прошептал:
– Тетенька, да вы откуда?
– Все в порядке, – продолжала улыбаться я, – не переживай, вот из этого симпатичного автомобильчика.
– Из труповозки? – робко осведомился парень.
– Да.
Юноша закатил глаза и грохнулся наземь. Надо же, какой нервный. Я, между прочим, в десять лет на спор с приятелями прошла ночью через кладбище, и ничего! А этот падает в обморок, словно истеричная девица.
– Лампа, – прошипел Володя, – ты что тут делаешь?
– Водичку купила, пить хочу – жуть, наверное, на нервной почве, а продавец в обморок свалился!
– Идиотка, – прошипел Костин, быстрым движением накидывая мне на плечи куртку и надвигая капюшон чуть ли на нос, – идиотка, иди быстрей в квартиру, а вы, парни, займитесь торгашом.
– Не-а, – произнес один из санитаров, – это не по нашей чести, мы только с трупами дело имеем.
– Ну хоть нашатырный спирт дайте!
– У нас его нет!
– Почему? – вскипел майор.
– Зачем трупу нашатырь? – резонно возразил другой парень. – Без всякой надобности.
– Идите наверх, – приказал Митрофанов, – я его сейчас в чувство приведу.
Следующие три дня я провела под домашним арестом в квартире у Костина. Мне строго-настрого было запрещено подходить к телефону, смотреть телевизор и включать радио. Ни одного постороннего звука не должно было доноситься из квартиры Володи, пока он горел на работе, а занавески майор перед уходом не только задернул, но даже застегнул булавками. Мне подобные меры казались смешными, но он был неумолим.
– Чего тебе еще надо? – весьма недовольно спросил он. – Привез кучу детективов, коробку шоколадных конфет «Коркунов», пирожных, между прочим, по сорок пять рублей штука! Лежи, отдыхай.
Вот как раз французских пирожных мне в данной ситуации хотелось меньше всего! Я без цели шаталась по квартире, потом все же решила позвонить Лизе, но не нашла трубку. Хитрый майор, очевидно, прихватил ее на работу.