28 марта Володя привез Лизу. Девочка кинулась с плачем мне на шею и принялась вываливать новости. Рамик и Пингва здоровы и отчаянно хулиганят. Бедная Маша Гаврюшина, которой ни в коем случае нельзя было рассказать правду, утопала в слезах и готовилась печь блины на моих поминках. Но самое невероятное известие пришло от Андрея. Он явился к Лизе абсолютно серый и прерывающимся голосом сообщил, что поскольку теперь у Лизы нет никого из родственников, то заботиться о ней станет он, поскольку является ее сводным братом.
– Это правда? – тарахтела девочка.
Я молча кивнула.
– Ну прикол! – взвизгивала Лиза. – Улет, прикинь, Лампа, я-то в него чуть не влюбилась! Зато как здорово, такой брат! Мечта! Ну и пусть матери разные, по отцу еще роднее получается! Здоровски вышло, клевота! Гавря умрет, когда узнает! Уснуть не встать!
31 марта Володя неожиданно примчался домой в полдень и сообщил:
– Все, птичка в клетке. Давай, собирайся, помнишь, как себя вести?
Я кивнула. Еще бы, все дни, проведенные в томительном одиночестве и ничегонеделании, я без конца репетировала свою роль и надеюсь, что справлюсь с ней отлично.
Меня привели в небольшую комнату, и вновь потянулись минуты, наконец прозвенел звонок. Прежде чем двинуться к выходу, я бросила взгляд в небольшое зеркало. Следовало признать, вид у меня был офигительный. На висок вновь наклеена рана, на лбу, щеке и шее – следы крови. Гример постарался на славу. Мое лицо было сине-бледным, вокруг глаз – черные пятна, нос заострился и вытянулся, губы – абсолютно бескровны. Волосы взлохмачены, торчат в разные стороны, и одета я в жутко перемазанный свитер, ставший жестким от засохшей крови, и мятые брючки, словом, настоящий оживший труп, роль которого и предстояло сыграть.
Звонок прозвучал вновь. Я подхватила со стола подносик, на котором стояли пирожные, те самые, из французской кондитерской, корзиночки со свежими фруктами и взбитыми сливками, тихо-тихо отворила дверь и, как тень, неслышно шмыгнула в соседнюю комнату.
В кабинете за письменным столом мирно сидел Володя, строча ручкой по бумаге, спиной ко мне скучал мужчина, естественно, не ожидавший моего появления.
– Черт, – пробормотал Володя и попросил: – Будьте добры, дайте с соседнего стола ручку, эта не пишет.
Мужик обернулся, и я узнала Юру Грызлова. Прозаик увидел меня и побелел. Я вытянула вперед подносик с пирожными и тихо-тихо завыла:
– Что же, Юра, ты не захотел мне купить пирожных в день моей смерти? Денег пожалел? Думал, Андрей задавит Лампу насмерть, и корзиночки ни к чему?
– Кто, что?.. – забормотал Юра, впав почти в бессознательное состояние. – Кто это???
– Где? – спокойно спросил Володя, не отрывая глаз от бумаги.
– Там, там, – тыкал пальцем в сторону двери Грызлов.
– Где? – переспросил майор, глянул в мою сторону и равнодушно ответил: – У двери? Никого.
– Как никого, – запинался Юра, – вон она стоит…
– Успокойтесь, – вздохнул Володя и налил воды, – выпейте, мы одни.
– Съешь пирожное, Юрочка, – тихо провыла я, делая маленький шажок к столу, – специально для тебя расстаралась, свежие, съешь, голубчик.
– Не подходи, – бормотал Грызлов, отмахиваясь руками, – не приближайся…
Лицо его приобрело синевато-красный оттенок, и Володя с неподдельной тревогой спросил:
– Вам плохо?
В эту секунду распахнулась дверь и вошел Митрофанов.
– Я-я-я, – заикался Юра.
– Что с ним? – поинтересовался Митрофанов.
– Сам не пойму, – развел руками Володя, – говорит, кто-то у двери стоит.
– Где? – удивился пришедший. – Здесь? Никого нет.
– Возьми, Юра, – ныла я, подбираясь ближе, – возьми сладенького, съешь, чтобы моя душенька успокоилась.
– Уйди, Лампа, – еле-еле ворочая языком, ответил Грызлов.
– Лампа? – нахмурился Володя. – Вам кажется, что на пороге Евлампия Андреевна Романова? Так она умерла, ее убили. Знаете, кто заказчик? Вы, гражданин Грызлов.
– Да, да, – затряс головой Юра.
– Зачем, зачем, – вздыхала я, – зачем ты это сделал, Юрочка? Съешь пирожное, не отказывайся.
– И Кондрата тоже убили вы? – скорей утвердительно, чем вопросительно, поинтересовался Митрофанов.
– Да, да, да, да! – заорал Юра, теряя всякое самообладание.
Я подобралась к нему вплотную, подсунула пирожные под самый нос и потребовала:
– Ешь немедленно!
Он как-то странно крякнул, я схватила его за плечо и крепко сжала:
– Сейчас же ешь корзиночки!
– Она живая, – взвизгнул Юра и упал со стула.
– Ну, Лампа, – разозлился Володя, – мы так не договаривались, чтобы за плечи хватать. Смотри, он теперь в обмороке.
– Ничего, – ответила я, – подумаешь, ему полезно!
Через пять дней после моего гениального выхода в роли привидения Андрюша, Володя, Лиза и я сидели на огромной кухне в квартире Кондрата.
– Клевая вещица, – причмокнул майор, ставя на стол пузатый бокал. – Небось дорогой коньячок?
– По деньгам, – нехотя буркнул Андрей и велел: – Ты, сеструха, давай лимончик порежь.
Лиза метнулась к холодильнику.
– Чего пирожные не едите, – продолжал сосед, – кушайте, Лампа Андреевна, ваши любимые, из французской кондитерской.
Я передернулась, вспоминая упавшего Грызлова и рассыпавшиеся по грязному полу корзиночки.
– Ей теперь вряд ли захочется лакомиться, – хихикнул Володя.
– А я так и не поняла, – тихо сказала Лиза, – зачем дядя Юра все это затеял?
– Гнус, – сказал Андрей, – крысятник!
– Вы у Лампы спросите, – посоветовал Володя, – она во всем лучше всех разобралась.
Я молча уткнулась носом в чашку. Вот ведь вредный, знает, что я понятия ни о чем не имею, и издевается.
– Расскажите, дядя Володя, – попросила Лиза.