— И оставить любимое пристанище? Исключено! — заявила ухоженная домашняя кошка Палома, которую подобрали на улице бездомным котёнком. Больше всего на свете она любила умываться с утра до вечера.
— Никто не хочет оставлять свой приют, никто не хочет отправляться на чужбину, но что поделаешь? Это единственный выход! — настаивал Чуча.
— Простите, что снова прерываю, — робко промяукал Мурмур, — но я хотел бы узнать: на упомянутых островах с тысячами канареек есть часы с кукушкой — или же только часы с канарейкой?
Я осуждающе посмотрел на него и собрался было опять сделать ему выговор, но тут на середину вышел Ворчун, короткошёрстный кот из предместья.
— То, что я хочу сказать, это очень важно... Слушайте меня внимательно, чтобы ясно было... да и вообще...
Ворчун всегда был полон добрых намерений, но когда выступал с речью, обычно так её закручивал, что и сам толком не мог понять, что имеет в виду.
В самом деле, положение критическое, — начал он. — И это очень критично — то, что оно критическое. Было бы слишком оптимистично утверждать, что оно не критическое. Ну вот, значит, на этом этапе принятия решения нужно иметь хорошее расположение духа, чтобы изложить наши взгляды, и такое изложение исключит перекладывание ответственности и обнаружит нашу готовность выполнить сравнение последовательности возможных вероятностей, которые составят...
Я уже хотел его прервать, но услышал лай. Я вздрогнул. Услышали и другие. На крыше угольного склада воцарилась мёртвая тишина.
Когда в следующий миг мы осознали, что происходит, кровь застыла у нас в жилах. Целая свора разъярённых овчарок окружила склад; они грозно рычали, готовые нас растерзать.
На соседних крышах выросли десятки ужасающих теней — мужчины, державшие в руках сети, факелы, карабины и дубинки с шипами. Они бросились на нас с воплями: «Бей их!», «Всех до единой!», «Сейчас мы им покажем!».
Всё было ясно. Кто-то нас выдал. Предатель сообщил Братству суеверных о нашей встрече.
— Мы окружены! — закричал я.
В первый раз за всё это страшное время я почувствовал настоящее отчаяние.
Кошки в панике разбегались в разные стороны. Одни пытались перепрыгнуть на крыши соседних домов, другие метались как обезумевшие и попадали в сети, растянутые нашими преследователями, третьи в отчаянии спрыгивали на дорогу, прямо в пенящиеся пасти овчарок с острыми белыми зубами, блестевшими в темноте. Шансов на спасение не было.
Я слышал выстрелы, грубые ругательства, пронзительный вой, убийственный смех и жалобное мяуканье. Слышал стоны, хриплые крики и безумный лай. Сердце от страха норовило выпрыгнуть из груди.
Совсем рядом просвистела пуля. И тут же Куцый подлетел в воздух от удара дубинкой. Я схватил его зубами за шкирку и прыгнул в печную трубу.
Мы свалились в потухшую печь. Завывания и крики были слышны и здесь. Я отряхнул с себя золу.
Куцый, смертельно раненный, смотрел на меня печальными глазами. Из его рта лилась красная струйка.
— Куцый, ты как?
— Всё, я своё отгулял...
— Ещё чего! Ты поправишься, вот увидишь! Мы снова пойдём в приморскую таверну, украдём десяток сардин! Держись!
— Иди... и помни своего друга... — с трудом выговорил он.
— Куцый! Гроза Сковородок! Друг мой верный! Не умирай! Прошу тебя... ну не умирай!..
Он пытался что-то произнести, но не смог.
— Поговори со мной! Ну, скажи что-нибудь!
— Знаешь... — Куцый еле шевелил губами. — Это неправда...
— Что неправда?
— Что чёрные кошки приносят несчастье. Это... это суеверные люди приносят несчастье чёрным кошкам.
И с этими словами его голова тяжело повисла, и он испустил дух.
Я стоял и смотрел на Куцего. Время будто остановилось. А потом тихо-тихо, не знаю зачем, запел его любимую песню. Словно убаюкивал его...
У Долорес у красотки
самый лучший в мире хвост
и прелестная походка.
Все коты встают рядком,
чтобы на чудесный хвост
хоть одним взглянуть глазком.
Хвостиком вильнёт — и сразу
все коты теряют разум...
Я не смог допеть. Комок застрял у меня в горле. Наверху, на крыше, шум расправы начал утихать.
в которой я не попадаю на конкурс красоты, зато встречаю друга на каменном мосту над рекой
Я оказался в числе немногих кошек, которым удалось выжить той ужасной ночью на крыше угольного склада.
Дождавшись, пока прекратится этот кошмар, я вылизал лапу и шею от следов крови и вылез через полуоткрытое окно с разбитыми стёклами на затихшую улицу. Я отказывался поверить в то, что всё это произошло на самом деле. Что нас предали — и уничтожили. Что я лишился Куцего — своего лучшего друга.
Я блуждал как потерянный, забыв об осторожности, и на душе у меня было невыносимо горько. Кто же нас выдал? Что ждёт нас впереди? И как это люди могут быть такими жестокими?..
Вовсю благоухала сирень. Передо мной был вход в парк. «Конкурс красоты среди кошек», — значилось на афише. Может, и Глория участвует в конкурсе? Может, это ей аплодируют и вручают приз? А почему бы и нет. Она ведь красавица... Мне так захотелось снова увидеть Глорию. Я направился было в парк, но тут же передумал. Какой в этом смысл?.. И я печально побрёл дальше.
Не помню, как я оказался на каменном горбатом мостике, под которым бежала река. Я долго смотрел на тёмную воду. Она словно шептала мне что-то, словно звала: иди, иди сюда! Я наклонился. Мои глаза отражались в воде. Словно я уже нырнул в реку и смотрю на себя со дна.
Я приготовился прыгнуть. Вообразил, что я корабельный кот в бушующем океане, стою на борту гонимой ветром шхуны, которая плывёт в экзотические страны, груженная шёлком, драгоценными каменьями и пряностями, а вокруг разыгралась страшная буря. Вот-вот меня накроют огромные волны, и я навсегда затеряюсь на безмолвном дне. Это, пожалуй, лучшая смерть для повидавшего виды корабельного кота!..
— И что это ты собираешься тут делать? — послышался вдруг голос.
Грязнуля! Откуда он взялся? И неужто он разгадал мои намерения?
— Тебя это не касается.
— Задумал устроить погружение без всплытия?
— Оставь меня, пожалуйста! Нет у меня настроения болтать. Хочу побыть один.
— Один на мосту... Красиво. Но знаешь, один на дне реки — не лучшая идея.
— Если бы ты знал, — прошептал я. — Если б ты только знал...