— Эта идея меня не вдохновляет, — съязвила я. — Не люблю играть втемную. По опыту знаю: жутко невыгодно.
— Ты будешь присутствовать при нашем разговоре. Такой вариант устроит?
— А он согласится? — усомнилась я. — Если честно, мы с ним не очень дружим.
— Держи язык за зубами и, главное, не пытайся острить, все остальное я беру на себя.
Он остановил машину и начал звонить, а я вышла и удалилась метров на пять, демонстрируя тем самым полное доверие частным сыщикам с настоящей лицензией. Вряд ли разговор с Батом поможет напасть на след Ваньки, если Толстяк мне не врал, конечно. Лучше бы заняться мотоциклистом… но пренебрегать никакой маломальской возможностью я не имею права…
— Он подъедет на площадь Маяковского, в восемь часов. Я предупредил, что ты со мной.
— Он был счастлив?
— Я же просил: не пытайся острить. Юмор висельника не к лицу красивой женщине.
— Ты это серьезно? — поразилась я.
— Насчет юмора?
— Нет, насчет красивой.
— А-а… Ты давно не видела себя в зеркале и забыла, как выглядишь.
— Ладно, выберу время и непременно освежу впечатления.
— Замечательно. А сейчас поехали в какое-нибудь кафе, я оголодал и в таком состоянии буквально ни на что не годен.
— Платить будет бедный парень?
— Конечно. Каюсь, люблю иногда приврать, так, самую малость.
Площадь Маяковского в действительности вовсе не была площадью. Проспект справа расширялся вплоть до зеленой лужайки перед древним собором, слева, возле здания Исторического музея, приютился небольшой скверик с кустами сирени, а в центре его памятник Маяковскому. Чем приглянулся поэт отцам города, понять трудно, Владимир Владимирович никогда в наших краях не бывал, но памятник здесь имел. Была еще городская библиотека, названная его именем. Иногда в голову приходят очень странные мысли. В ожидании Бата я думала о том, что великий поэт был крупным мужчиной, а наш памятник вышел уж очень небольшим, вовсе не похожим на собрата в столице: маленький, неказистый, в светлое завтра не зовет и сам вроде бы никуда не собирается. Не правильный какой-то памятник. Если б Гоголь так стоял: задумчиво и отрешенно, или, к примеру, Пушкин — оно понятно, а вот Маяковский…
— Бат приехал, — сказал Саша, и Маяковского пришлось оставить в покое.
Саша договорился встретиться с бывшим соратником в городском парке, который начинался сразу же за Историческим музеем, но мы решили дожидаться его приезда на площади, отошли подальше от проезжей части и устроились на скамейке метрах в тридцати от собора. Я ела мороженое, а Саша следил за дорогой.
Бат объехал сквер с Маяковским, поставил машину на стоянке прямо возле музея и зашагал в сторону парка.
Мы поднялись и торопливо направились следом, стараясь не терять его из виду. Я собиралась нарушить Сашин запрет и произнести при встрече что-нибудь бодрящее, Саша хмурился и вел себя немного странно, точно чего-то опасался: может, они с Батом не такие уж дружки и мне тоже следует навострить уши? Впоследствии я по достоинству оценила Сашину интуицию. Все произошло мгновенно: мы, лавируя в потоке граждан, торопливо пробирались к скверу, а Бат уже подходил к воротам парка, но вдруг развернулся на пятках и, нелепо взмахнув рукой, рухнул на асфальт. А Саша упал на тротуар, больно дернув меня за локоть, так, что я тоже вытянулась во весь рост.
— О, черт! — рявкнул он и повторил еще раза три с остервенением:
— Черт, черт, черт!..
Закричала женщина, совсем рядом скрипнули тормоза, и кто-то взвыл: «Убили!»
Народ в основном разделялся на две группы: одни кинулись в сторону парка, влекомые любопытством, другие легли на асфальт, время от времени с интересом поднимая головы.
— Что делается, а? — восхищенно пролепетала тетка рядом со мной, а я сочувственно кивнула, одновременно прикидывая, не пора ли выбираться отсюда. Если убийца Бата решит разделаться с нами, для него это легче легкого: лежа на тротуаре среди десятка поверженных тел, мы являлись отличной мишенью.
Саша, должно быть, думал так же, потому что, резко поднявшись, побежал в сторону радиоцентра, рядом с которым мы оставили машину, и при этом тащил за рукав меня. Радиоцентра мы достигли в рекордно короткое время, милиционер выскочил из проходной нам навстречу и возбужденно спросил:
— Что случилось?
— Вроде стреляли… — отмахнулся Саша.
— Ну, что делается, а? — совсем как тетка несколько Минут назад, ахнул милиционер, сделал пару шагов в сторону сквера, но, как видно, вспомнив о своих обязанностях, вернулся в проходную, со злостью хлопнув дверью. К этому моменту мы уже тронулись с места.
— Куда едем? — спросила я.
— На квартиру Бата. Вдруг там отыщется что-нибудь интересное?
— Не думаю, что это хорошая идея, — заметила я. — Вполне вероятно, квартиру захотят осмотреть менты.
— Они посетят ту, где он прописан. Ничего серьезного он там держать не станет.
— Выходит, есть еще квартира? — В ответ Саша кивнул.
Конспиративная квартира убитого Коротышки находилась в центре города: небольшой четырехэтажный дом с двумя подъездами, с виду вполне приличный. Квартира тоже выглядела прилично. Дверь Саша открыл с легкостью фокусника, хоть и утверждал, что ключей от чужого жилища не имеет. Я прошлась по квартире с некоторым любопытством. Бат успел-таки произвести на меня впечатление. Первое, что бросилось в глаза, фотография в гостиной на полке в дорогой темно-коричневой рамке с позолотой. На фотографии был запечатлен сам Бат в обнимку с Сашей и еще каким-то парнем, все трое в пятнистой форме и лихо заломленных на одно ухо беретах.
— Неплохо выглядишь, — кивнула я подошедшему сзади Саше. Он извлек фото из рамки и убрал в бумажник, сказал, точно извиняясь:
— Это было давно…
Должно быть, он прав… На фотографии у покойного Коротышки отсутствовал леденящий душу взгляд, как видно, он приобрел его позднее.
Саша принялся осматривать вещи, но делал это вяло. Закончил примерно через полчаса и как будто успокоился, хотя и забыл сообщить мне: нашел что-нибудь ценное или нет. У меня сложилось впечатление, что приехал он за фотографией.
Все это время я сидела в кресле, краем глаза наблюдала за его передвижениями и пыталась думать. Саша устроился на диване и хмуро посмотрел на меня, затем отвел глаза и вздохнул.