— Альфред взял бы в заложники сына и отослал бы отца прочь, — возразил я.
— Но Ивар дал клятву, — настаивал Гутред.
— Вот увидишь: он соберет новых людей, — предупредил я.
— И замечательно! — заразительно улыбнулся Гутред. — Нам нужны воины, способные сражаться.
— Ивар захочет, чтобы его сын стал королем.
— Если он сам не хочет быть королем, то с какой стати ему желать такой судьбы для своего сына? Тебе повсюду мерещатся враги, Утред. Юный Ивар красивый парень, как ты думаешь?
— Он похож на полумертвую от голода крысу.
— Он как раз такого возраста, как Гизела! Кобылья Морда и Голодная Крыса — славная выйдет парочка, а?
Гутред ухмыльнулся, и мне захотелось стереть ухмылку с его лица кулаком.
— А что, неплохая идея? — продолжал он. — Ей пора замуж, и такой брак привяжет ко мне Ивара.
— А не лучше ли тебе будет привязать к себе меня? — прямо спросил я.
— Мы с тобой и так уже друзья, — ответил он, все еще ухмыляясь. — И я благодарю за это Бога.
* * *
Мы двинулись на север, когда Ивар достаточно оправился. Он был уверен, что многие его воины пережили устроенную шотландцами резню, поэтому брат Дженберт и брат Ида поехали впереди в сопровождении пятидесяти человек. Эти два монаха, как заверил меня Гутред, хорошо знали местность у реки Туид и могли возглавить спасательные отряды, которые искали пропавших людей Ивара.
Большую часть пути Гутред ехал рядом с Иваром. Его честолюбию польстило, что такой человек принес ему клятву верности. Король приписал этот успех христианской магии, и, когда Ивар отстал, чтобы ехать вместе со своими людьми, Гутред призвал отца Хротверда и стал расспрашивать бородатого священника о Кутберте, Освальде и Святой Троице. Гутред хотел уразуметь, как работает магия, и был сбит с толку объяснениями Хротверда.
— Сын — это не Отец, — попытался внушить ему священник. — А Отец — не Дух Святой, а Дух Святой — не Сын, но Отец. Сын и Дух Святой едины, неделимы и вечны.
— Выходит, всего богов три? — спросил Гутред.
— Бог один! — сердито сказал Хротверд.
— Ты это понимаешь, Утред? — окликнул меня Гутред.
— Никогда не понимал, мой господин, — отозвался я. — Для меня это полная чушь.
— Никакая это не чушь! — зашипел на меня Хротверд. — Представь себе листок клевера, мой господин, — обратился он к Гутреду. — Три отдельных лепестка, но при этом одно растение.
— Сие великое таинство, мой господин, — вставила Хильда.
— Ты о чем?
— Бог есть великое таинство, мой господин, — пояснила она, не обращая внимания на злобный взгляд Хротверда. — И великое чудо. Тебе и не надо понимать, просто дивись этому.
Гутред повернулся в седле, чтобы взглянуть на Хильду.
— Надеюсь, ты все-таки станешь компаньонкой моей жены? — жизнерадостно спросил он.
— Сперва женитесь, мой господин, — ответила Хильда, — тогда и поговорим об этом.
Он ухмыльнулся и отвернулся от нее.
— Я думал, ты решила вернуться в монастырь, — потихоньку обратился я к Хильде.
— Это Гизела тебе сказала?
— Да.
— Я жду знак, ниспосланный Богом, — пояснила Хильда.
— Падение Дунхолма?
— Может быть, — нахмурилась она. — Дунхолм — средоточие зла. Если Гутред возьмет город и тот окажется под знаменами святого Кутберта, это покажет волю Господа. Может, именно такой знак мне и нужен.
— Мне сдается, ты уже получила свой знак.
Она направила кобылу в сторону от Витнера, который косил на ее лошадь злым глазом.
— Отец Виллибальд хотел, чтобы я вернулась с ним в Уэссекс, — сказала Хильда, — но я отказалась. Я ответила, что, прежде чем удалиться от мира, я хочу узнать этот мир.
Несколько шагов она проехала в молчании, а потом заговорила очень тихо:
— Я всегда любила детей.
— Ты можешь родить детей, — сказал я.
— Нет, у меня другая судьба, — отрицательно покачала она головой. Взглянув на меня, Хильда спросила: — Ты знаешь, что Гутред хочет выдать Гизелу замуж за сына Ивара?
Этот неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.
— Я слышал, что он подумывает об этом, — осторожно ответил я.
— Ивар согласился. Прошлой ночью.
У меня упало сердце, но я попытался не показать виду. И поинтересовался:
— Откуда ты знаешь?
— Мне сказала Гизела. Но возникла загвоздка с приданым.
— Извечный камень преткновения, — грубо отозвался я.
— Ивар хочет получить Дунхолм.
До меня не сразу дошло, что именно сказала Хильда, но потом я осознал всю чудовищность этой сделки. Ивар потерял большинство своих воинов, когда его армию вырезал Аэд, но если ему отдадут Дунхолм и окрестные земли, он снова станет силен. Люди, которые теперь следуют за Кьяртаном, станут людьми Ивара, и в мгновение ока он обретет былую мощь.
— Надеюсь, Гутред не согласился? — спросил я.
— Пока еще нет.
— Он не может быть настолько глуп!
— Глупости мужчин, похоже, нет предела, — ядовито заметила Хильда. — Утред, ты помнишь, как перед отъездом из Уэссекса сказал мне, что в Нортумбрии полным-полно твоих врагов?
— Помню.
— По-моему, врагов тут еще больше, чем ты думаешь, — сказала Хильда, — поэтому я пока на всякий случай останусь с тобой. — Она прикоснулась к моей руке. — Иногда я думаю, что я здесь твой единственный друг, — продолжала Хильда, — поэтому позволь мне остаться до тех пор, пока я не буду знать наверняка, что ты в безопасности.
Я улыбнулся ей и, прикоснувшись к рукояти Вздоха Змея, твердо заявил:
— Я в безопасности.
— Ты самонадеян, — вздохнула Хильда, — и порой бываешь слеп. — Она произнесла это с упреком, потом посмотрела на дорогу и поинтересовалась: — Ну и что ты собираешься делать?
— Осуществить кровную месть, — ответил я. — Именно поэтому мы здесь.
Это была правда. Как раз за этим я и ехал на Север — чтобы убить Кьяртана и освободить Тайру. Но к тому времени, когда я сделаю все это, Дунхолм будет принадлежать Ивару, а Гизела будет принадлежать его сыну. Я чувствовал себя так, словно меня предали, хотя о каком предательстве могла идти речь: Гизелу никогда не обещали отдать мне в жены. Гутред был волен выдать ее замуж за того, за кого пожелает.
— Хотя не лучше ли нам с тобой просто уехать прочь? — горько спросил я свою подругу.
— Уехать куда?
— Да куда угодно.
— Обратно в Уэссекс? — улыбнулась Хильда.