– Все это мы знали, еще когда начинали войну, – возразил он, – и если не пошли на попятный тогда, то почему должны идти теперь?
– Их не стоит недооценивать, сэр, – покачал головой шотландец.
– Надеюсь, они недооценят меня! – рассмеялся Уэлсли. – Так вы берете моего мерина?
– У меня нет таких денег, сэр.
– А, перестаньте! Компания платит вам жалованье полковника! Небось, уже поднакопили приличное состояние?
– Кое-что отложил, сэр, мне ведь скоро в отставку.
– Ладно, так и быть, отдам за триста восемьдесят. Смотреть на вас жалко. Через пару лет продадите его за четыреста. Нельзя ведь идти в бой на такой кляче.
– Я подумаю, сэр. Я подумаю, – хмуро пообещал Маккандлесс.
Он от всей души молил Господа вернуть ему собственного коня, а заодно и лейтенанта Додда, но знал, что, если чуда не произойдет, покупать приличную лошадь все равно придется. Перспектива расставания с такой огромной суммой удручала старика.
– Поужинаете сегодня со мной? – спросил Уэлсли. – Есть отличная баранья нога. Редкая нога!
– Я воздерживаюсь от мяса, сэр, – ответил шотландец.
– Воздерживаетесь от мяса? И что же? Налегаете на овощи? – Он рассмеялся, напугав резким звуком Диомеда, который беспокойно заржал. – Чудно! Воздерживаться от мяса, чтобы налегать на овощи. Ладно, Маккандлесс, все равно приходите. Мы уж сыщем для вас какую-нибудь съедобную травку.
Так и получилось. Поужинав, Маккандлесс извинился и отправился в предоставленную Уэлсли палатку. Полковник устал, нога к вечеру разболелась, но лихорадка за весь день не напомнила о себе ни разу, и это радовало. Он почитал Библию, помолился и, погасив лампу, лег спать. Через час его разбудил стук копыт, звук приглушенных голосов, хихиканье и шорох, как будто кто-то едва не упал на палатку.
– Кто там? – сердито спросил Маккандлесс.
– Полковник? – Голос принадлежал Шарпу. – Это я, сэр. Прошу прощения, сэр. Споткнулся.
– Я же сплю!
– Простите, сэр. Я и не хотел вас будить. Да стой ты, негодник! Это я не вам, сэр. Извините, сэр.
Маккандлесс откинул полог палатку.
– Вы пьяны, сержант? – тоном судьи вопросил он и проглотил язык, увидев коня, которого держал под уздцы Шарп. Это был красавец мерин, с чуткими, острыми ушами, живой, готовый в любой момент сорваться с места в галоп.
– Шестилеток, сэр, – сказал Шарп. Стоявший рядом Дэниель Флетчер попытался вбить в землю колышек, но получилось плохо – похоже, адъютант влил в себя лишнего. – Из самой Ирландии, сэр. Вы же знаете, какая там зеленая травка. То, что и надо, чтобы... вырастить доброго коня. Эол, сэр. Это его так зовут.
– Эол, бог ветра, – пробормотал Маккандлесс.
– Местный, сэр? Из тех, у кого кругом руки и голова змеиная?
– Нет, Шарп, Эол – греческий бог. – Полковник взял у Шарпа поводья и погладил коня по носу. – И что? Уэлсли решил одолжить его мне?
– Никак нет, сэр. – Шарп отнял у едва стоявшего на ногах Флетчера молоток и с одного удара загнал колышек в глину. – Он ваш, сэр. Весь ваш.
– Но... – Полковник замолчал – ситуация складывалась совершенно непонятная.
– За него уплачено, сэр.
– Уплачено? Кем? – решительно потребовал объяснений Маккандлесс.
– Уплачено... Уплачено и все, сэр.
– Что вы такое несете, Шарп!
– Извините, сэр.
– Объяснитесь!
Точно то же самое сказал и генерал Уэлсли часом ранее, когда адъютант доложил, что сержант Шарп просит принять его по срочному делу. Генерал, только что выпроводивший последнего из припозднившихся гостей, неохотно согласился.
– Только побыстрее, сержант, – бросил он, прикрывая отличное настроение привычной холодностью.
– Полковник Маккандлесс, сэр, – бесстрастно произнес Шарп. – Он решил купить вашего коня, сэр, и прислал меня с деньгами. – Сержант сделал шаг вперед и положил на стол мешочек с золотом. Золото было индийское, монеты представляли разные княжества и имели разное достоинство, но все равно это было настоящее золото, и оно лежало на столе, блестя как масло под огоньками свечей.
Уэлсли с изумлением уставился на кучу монет.
– Он ведь жаловался, что у него нет денег!
– Шотландец, сэр, вы же понимаете, – сказал Шарп, как будто это объясняло все. – Полковник сожалеет, что деньги не наши, сэр. Не гинеи. Но здесь полная цена, сэр. Все четыре сотни.
– Триста восемьдесят, – поправил его генерал. – Скажите полковнику, что я верну двадцать гиней. Но зачем? Достаточно было простой расписки! И как я теперь буду таскать все это золото?
– Простите, сэр, – виновато пробормотал Шарп.
Представить за полковника расписку он не мог. Гораздо легче оказалось разыскать следовавшего с обозом маркитанта, который согласился выменять на золото несколько изумрудов. Шарп подозревал, что маркитант изрядно нагрел руки на сделке, но ему так хотелось купить полковнику отличного коня, сделать приятное, что он согласился на предложенные условия.
– Все в порядке, сэр? – обеспокоенно спросил он.
– Весьма странный способ вести дела, – заметил Уэлсли и кивнул. – Справедливая сделка, сержант.
Он уже протянул руку, чтобы, как полагается при продаже лошади, скрепить договор рукопожатием, но вовремя вспомнил, что перед ним сержант, и поспешно обратил жест в некое неловкое движение. Уже после того как Шарп ушел, генерал, пересыпая монеты в мешочек, вспомнил про сержанта Хейксвилла. Впрочем, его это не касалось, а потому он решил, что поступил правильно, ничего не сказав стрелку.
Маккандлесс любовался конем с нескрываемым восхищением.
– Так кто за него заплатил?
– Хорош, да, сэр? Я бы сказал, не хуже того, что у вас был.
– Прекратите, Шарп! Что вы опять виляете! Кто за него заплатил?
Отвечать не хотелось, но сержант понимал, что полковник просто так не отстанет, а значит, допроса не избежать.
– Уплатил, сэр, можно сказать, Типу.
– Типу? Вы что, рехнулись?
Шарп покраснел.
– Тот парень, что убил Типу, сэр, он взял у него немного камешков.
– Да уж представляю. Целое состояние, – буркнул полковник.
– Ну вот, сэр, я и убедил его купить этого коня. В подарок вам, сэр.
Маккандлесс вперил взгляд в Шарпа.
– Это были вы.
– Извините, сэр?
– Вы убили Типу. – В голосе шотландца явно проступили обвинительные нотки.
– Я, сэр? – Шарп невинно заморгал. – Никак нет, сэр.