– Ага! Вот оно что. – Генерал кивнул, поняв слабо завуалированный смысл сказанного. Неужели полковник Харнесс и впрямь теряет рассудок? Уэлсли упрекнул себя за невнимательность – мог бы и сам догадаться, достаточно обратить внимание на остекленелый взгляд полковника. – В батальоне есть врач?
– Можно подвести лошадь к воде, сэр, – осторожно сказал Кэмпбелл.
– Да, да, конечно.
Уэлсли прекрасно понимал, что поделать ничего нельзя, по крайней мере до тех пор, пока безумие не проявится в полной мере. С другой стороны, Харнесс не совершил ничего такого, за что его можно было бы уволить. Сумасшедший или нет, а батальоном он руководил вполне сносно, и генерал знал, что в близящемся сражении у Боркардана от шотландцев будет зависеть многое.
О Боркардане он думал постоянно, хотя само место оставалось не более чем точкой на карте. В воображении Уэлсли деревушка представала клубящимися вихрями пыли, мчащимися лошадьми, громом плющащих воздух орудий, пронзительным воем раскалывающего небо железа и смертоносным градом пуль. Боркардон должен был стать для него первым полевым сражением. Генерал побывал во многих переделках, участвовал в закончившейся кровавой мясорубкой кавалерийской атаке, но ни разу не командовал собранными вместе орудиями, кавалерией и пехотой и еще никогда не сходился в битве, когда воля одного генерала противостоит воле другого. Уэлсли не сомневался в своих способностях, как не сомневался и в том, что сумеет сохранить хладнокровие среди дыма и пыли, крови и огня, но боялся, что случайный выстрел убьет или искалечит его, и тогда армия окажется в руках человека без перспектив на победу. Уоллес и Стивенсон офицеры достаточно компетентные – хотя про себя Уэлсли и считал их чересчур осторожными, – но не дай бог, если армия окажется под командой такого энтузиаста, как Харнесс.
Другие полковники, все люди Компании, придерживались того же, что и Уоллес, мнения, что соединить армии следует еще до сражения. Уэлсли понимал их озабоченность, хотя и не спешил следовать рекомендациям. У него просто не было на это времени. Пусть обе армии идут к Боркардану, и та, которая достигнет его первым, вступает в сражение, рассчитывая на то, что вторая войдет в бой с ходу. Исходя из этого плана левый фланг следовало оставить открытым для Стивенсона, но поместить туда основную часть кавалерии и один из двух шотландских батальонов. Что еще он будет делать, когда выйдет к Боркардану, Уэлсли не знал, и вся его стратегия исчерпывалась тремя словами: атаковать, атаковать и атаковать. В столкновении двух неравных сил шанс меньшей заключается в непрерывном движении, в стремлении разбить противника по частям, тогда как остановка чревата риском окружения и неизбежного уничтожения.
Боркардан – место, двадцать четвертое сентября – дата. Держа в уме эту цель, Уэлсли гнал своих людей вперед. Уже в полночь вперед были высланы кавалерийский авангард и пехотные пикеты, а час спустя генерал приказал разбудить и всех остальных, чтобы возобновить марш на север. К двум часам ночи армия пришла в движение. Деревни встречали кавалеристов злобным лаем собак. Затем на сонных улицах появлялись быки, тянущие тяжелые орудия. За ними шла пехота, горцы и сипаи под свернутыми и убранными в кожаные чехлы знаменами. Армия Стивенсона двигалась параллельным курсом, но в десяти милях к западу, а десять миль – это полдневный марш. Если одна вдруг встретит врага, другая сможет прийти ей на помощь только через несколько часов. Все зависело от встречи в Боркардане.
Большинство солдат понятия не имели о том, куда они идут и что их там ждет. Они ощущали напряжение, видели озабоченные лица офицеров и догадывались, что спешат к месту сражения, но, вопреки слухам о многократном превосходстве врага, не теряли уверенности. Разумеется, они ворчали – солдаты всегда ворчат. Одни жаловались, что голодны. Другие кляли командиров, заставляющих их шагать по конскому навозу. Третьи поносили духоту, которая ничуть не спала с наступлением ночи. Каждый марш заканчивался к полудню, когда пехотинцы ставили палатки и падали под их тенью, конные патрули выезжали на охрану лагеря, кавалеристы поили лошадей, а интенданты забивали быков, чтобы обеспечить солдат обязательной порцией мяса.
Самыми занятыми были кавалеристы. Их задача состояла в том, чтобы встречать на дальних подступах и отгонять подальше вражеских разведчиков, и каждое утро, когда восточный край неба сначала серел, затем розовел, потом алел и окрашивался золотом и наконец взрывался слепящим светом, они выезжали вперед и на фланги в напрасных поисках неприятеля. Маратхи, похоже, не проявляли к противнику ни малейшего интереса, и некоторые офицеры уже высказывались в том смысле, что враг снова улизнул.
Армия подходила к Наулнии, последнему привалу перед ночным маршем к Боркардану, и Уэлсли приказал патрулям держаться поближе к колонне, не удаляясь больше чем на две мили. Если противник спит, объяснил он адъютантам, то его лучше не беспокоить. Было воскресенье, и следующий день мог стать днем решающего сражения. Всего один день – времени вполне достаточно, чтобы страх прогнал надежду. Впрочем, адъютанты генерала, во всяком случае, страха не выдавали. Майор Джон Блэкистон, инженер при штабе Уэлсли, подтрунивал над капитаном Кэмпбеллом, утверждая, что у шотландцев на полях вообще ничего не родится.
– Только овес, верно, капитан?
– Вы не поймете, что такое ячмень, пока не побываете в Шотландии, – отвечал Кэмпбелл.
– Не представляю, зачем это нужно, но, очевидно, у вас есть на то свои причины. Верно ли, Кэмпбелл, что вы, безбожные горцы, не имеете даже установленного порядка благодарения Господа за щедроты Его?
– Разве вы не слышали о кирне, майор? Празднике обмолота последнего снопа?
– О кирне? Нет.
– У вас он называется праздником урожая. Это когда вы, англичане, собираете жалкие сорняки, которые называете хлебами, а потом клянчите еду у нас, щедрых шотландцев. И мы, будучи сострадательными христианами, конечно, не даем умереть с голоду тем, кому в жизни повезло меньше. Кстати, о тех, кому не повезло. Вот список больных.
Кэмпбелл протянул Блэкистону листок с перечнем тех, кто, занедужив, не мог идти в строю. Больных везли на обозных повозках, а не подающих надежд на быстрое исцеление отправляли с конвоями назад. Блэкистон знал, что сейчас, накануне сражения, генерал вряд ли согласится выделить для конвоев конное охранение.
– Скажите Сирзу, что больным придется подождать до Наулнии, – распорядился майор, – и предупредите капитана Маккея, чтобы имел наготове по меньшей мере с десяток свободных повозок.
Для чего именно нужны свободные повозки, Блэкистон уточнять не стал; он лишь надеялся, что десяти для эвакуации раненых будет достаточно.
Капитан Маккей, как выяснилось, потребность транспортных средствах предвидел и уже пометил мелом те, груз которых можно было распределить по другим повозкам. Заняться этим он планировал в Наулнии, а поручить нехитрое дело собирался сержанту Хейксвиллу. Но не тут-то было.
– Мой преступник вернулся, сэр.
– И вы его еще не арестовали? – удивился Маккей.