Миссис Роджерс в изумлении посмотрела на нее:
– Но, мисс Олдин, лифт прекрасно работал вчера весь день.
– Извините, – сказал Ройд. – Я провожал вчера мистера Тревиса до отеля. И на лифте висела табличка с надписью: «Лифт не работает».
– Что вы говорите?! Это очень странно, – недоумевая, сказала миссис Роджерс, внимательно взглянув на него. – Я почти уверена, что с лифтом было все в порядке… Я убеждена в этом. Мне обязательно сообщили бы о любой неисправности. У нас не было никаких проблем с этим лифтом (постучим по дереву) уже целый год… Нет, больше – года полтора. Очень надежная машина.
– Может быть, – предположил доктор, – швейцар или лифтер повесили эту табличку, заканчивая дежурство?
– Это автоматический лифт, доктор, и не требует дополнительного обслуживания.
– Ах да, верно. Я просто запамятовал.
– Конечно, я поговорю с Джо, – сказала миссис Роджерс и, выйдя из комнаты, крикнула: – Джо!.. Джо!
Доктор Лазенби с любопытством взглянул на Томаса:
– Извините меня, а вы совершенно уверены, мистер… э-э…
– Ройд, – помогла ему Мери.
– Совершенно уверен, – сказал Томас.
Миссис Роджерс вернулась, ведя за собой лифтера. Джо заверил их, что прошедшим вечером лифт был исправен. Там действительно висела эта табличка, но совершенно непонятно, кто и зачем вытащил ее из-за пульта, где она пылилась уже больше года.
Все переглянулись и согласились, что все это кажется очень непонятным. Просто загадка какая-то. Доктор предположил, что это была неудачная шутка одного из постояльцев отеля, и волей-неволей им пришлось остановиться на этом.
В ответ на расспросы Мери доктор Лазенби рассказал, что шофер мистера Тревиса дал ему адрес и телефон поверенных мистера Тревиса и ему уже удалось связаться с ними. В заключение он добавил, что хочет зайти повидать леди Трессильян и расскажет ей обо всем, что касается похорон.
После этого вечно занятой, энергичный доктор заторопился по своим делам, а Мери и Томас медленно пошли в сторону Галлс-Пойнта.
– Вы совершенно уверены, что видели эту табличку, Томас?
– И я, и Латимер тоже видел ее.
– Что за странные шутки! – воскликнула Мери.
Наступило двенадцатое сентября.
– Осталось пережить еще два дня, – тихо сказала Мери Олдин и покраснела, закусив губу.
Томас Ройд задумчиво взглянул на нее:
– Так вот какие чувства обуревают вас?..
– Я сама не понимаю, что происходит со мной, – сказала Мери. – Никогда в жизни я не ждала с таким нетерпением разъезда гостей. Обычно мы очень радовались, когда Невиль или Одри приезжали сюда, и прекрасно проводили время.
Томас кивнул.
– Но этот визит, – продолжала Мери, – какой-то особенный. Такое чувство, будто мы сидим на ящике с динамитом и взрыв может произойти в любую минуту. Вот почему первое, что я сказала себе сегодня утром: «Осталось только два дня». Одри уезжает во вторник, а Невиль и Кей – в среду.
– А я отбываю в пятницу, – сказал Томас.
– О, вас я не беру в расчет. Вы были моей единственной надежной опорой. Не представляю, что бы я делала без вас.
– Человек-буфер?
– Даже больше. Вы были так доброжелательны, так спокойны. Возможно, это звучит несколько странновато, но зато точно выражает то, что я чувствую.
Томаса явно порадовали ее слова, хотя он выглядел немного смущенно.
– Не знаю, почему все мы были так взвинчены, – задумчиво произнесла Мери. – Ведь, в сущности, если бы даже вспыхнул, скажем, какой-то конфликт, то это была бы всего лишь неловкая и досадная ситуация, не более того.
– Однако, по-моему, чувство тревоги было у вас гораздо более сильным.
– О да. Это было настоящее предчувствие опасности. И оно, как мне кажется, распространилось даже на слуг. Судомойка вчера разрыдалась и собралась увольняться – без всякой видимой причины. Кухарка издергана, Харстолл – на пределе. Даже Баррет, которая обычно спокойна, как броненосец, слегка нервничает. И все оттого, что Невиль загорелся этой нелепой идеей подружить обеих своих жен и тем самым успокоить свою душу.
– Должно быть, он испытал сильное разочарование, поскольку его оригинальный замысел провалился, – заметил Томас.
– Вероятно, так. Кей не умеет скрывать свои чувства, и у нее действительно были причины для раздражения. Но как ни странно, знаете, Томас, я даже посочувствовала ей. – Мери нерешительно помедлила и спросила: – Вы не заметили, как Невиль смотрел на Одри, когда она поднималась по лестнице вчера вечером? Он по-прежнему любит ее, Томас. Этот развод был просто трагической ошибкой.
Томас начал набивать свою трубку.
– Ему следовало подумать об этом раньше, – произнес он резким голосом.
– Да, я понимаю. Теперь поздно говорить. Но факт остается фактом, вся эта ситуация достаточно трагична. И знаете, мне жаль Невиля.
– Люди, подобные Невилю… – начал было Томас, но замолчал.
– Продолжайте, – мягко сказала Мери.
– Люди, подобные Невилю, избирают чертовски странные пути для решения своих проблем и считают также, что могут заполучить все, что только пожелает их душа. Я полагаю, что до сих пор Невилю во всем сопутствовала удача и случай с Одри – его первое поражение. Она теперь недостижима для него. Напрасно он устроил всю эту свистопляску. Ему не удастся исправить положение.
– Думаю, вы совершенно правы. Но возможно, излишне суровы. Одри очень любила Невиля, когда выходила за него замуж… И они прекрасно прожили вместе долгие годы.
– Ну, сейчас-то она уже не любит его.
– Сомневаюсь, – прошептала Мери.
– И я скажу вам еще кое-что, – продолжал Томас. – Невилю следует быть гораздо более осмотрительным с Кей. Она исключительно опасная юная особа – действительно опасная. Если ее сильно разозлить, она ни перед чем не остановится.
– О господи, – вздохнув, сказала Мери и, вспомнив свою исходную фразу, с надеждой добавила: – Хорошо, что осталось только два дня.
Последние четыре или пять дней обстановка в доме была крайне тяжелой. Смерть мистера Тревиса потрясла леди Трессильян, что не замедлило сказаться на ее здоровье. Похороны состоялись в Лондоне, и Мери была даже рада этому, поскольку леди Трессильян лишилась возможности участвовать в этом печальном событии и смогла быстрее оправиться от потрясения. Прислуга постоянно нервничала, и в ведении домашних дел то и дело возникали проблемы, поэтому Мери недаром чувствовала себя этим утром усталой и подавленной.