Артур рассказал ей все от начала и до конца. С каждым новым откровением Моргана недовольно хмыкала, но когда Артур заговорил о проклятии Иной плоти, она поспешно перекрестилась и сплюнула через отверстие в маске.
— Ну так от меня-то вы чего хотите? — вызывающе осведомилась она.
— Ты можешь снять проклятие? — спросила Гвиневера.
— На то есть молитва! — объявила Моргана.
— Но ты же молишься, — раздраженно бросил Артур, — и епископ Эмрис молится не переставая. Все христиане Иски молятся о Кайнвин, но лучше ей не становится.
— Потому что она язычница, — злобно фыркнула Моргана. — Зачем бы Господу растрачивать свою милость на язычников, вместо того чтобы радеть о нуждах собственной паствы?
— Ты не ответила на мой вопрос, — холодно вмешалась Гвиневера. Они с Морганой ненавидели друг друга лютой ненавистью, но ради Артура при встречах изображали холодную вежливость.
Моргана помолчала — и отрывисто кивнула.
— Снять проклятие можно — если, конечно, верить в подобные предрассудки, — подтвердила она.
— Я верю, — промолвил я.
— Но о таком даже помыслить грешно! — воскликнула Моргана, вновь осеняя себя крестом.
— Твой Господь тебя непременно простит, — заверил я.
— Да что ты знаешь о моем Господе, Дерфель? — угрюмо буркнула она.
— Я знаю, госпожа, — промолвил я, припоминая все то, что рассказывал мне в течение многих лет Галахад, — что твой Господь — любящий Бог, прощающий Бог, Бог, который послал единородного Сына Своего на землю, чтобы избавить людей от страданий. — Я выждал немного, Моргана молчала. — А еще я знаю, — мягко продолжил я, — что Нимуэ творит в холмах великое зло.
Надо думать, упоминание о Нимуэ окончательно убедило Моргану: Артурова сестра до сих пор злилась, что молодая жрица узурпировала ее место в окружении Мерлина.
— Это ведь глиняная фигура? — уточнила она у меня. — А глина замешана на детской крови и росе? И лепили истукана при раскатах грома?
— Все так и есть, — подтвердил я.
Моргана содрогнулась, раскинула руки и принялась молиться про себя. Никто из нас не произнес ни слова. Молилась она долго, возможно, надеясь, что мы оставим ее в покое, но никто из нас со двора не ушел, и наконец она опустила руки и вновь развернулась к нам.
— Что за талисманы использует ведьма?
— Ягоды, — принялся перечислять я, — осколки кости, уголья…
— Не то, глупец! Талисманы какие? Что связывает ее с Кайнвин?
— У нее камушек из кольца Кайнвин и один из моих плащей.
— Ага! — Невзирая на все свое отвращение к языческим суевериям, Моргана явно заинтересовалась. — А твой плащ тут при чем?
— Не знаю.
— Все очень просто, дурень, — рявкнула она. — Зло течет через тебя!
— Через меня?
— Чего тут непонятного-то? — рявкнула она. — Конечно же, через тебя. Ты ведь был близок с Нимуэ, разве нет?
— Да, — признал я, поневоле краснея.
— Она подарила тебе что-нибудь в знак этой близости? — не отступалась Моргана. — Может, амулет дала? Или кусочек кости? Какую-нибудь языческую дрянь — на шею повесить?
— Вот он, знак. — И я показал ей шрам на левой ладони. Моргана пригляделась к шраму — и вздрогнула всем телом. Но ничего не сказала.
— Сними проклятие, Моргана, — уговаривал ее Артур. Моргана молчала.
— Ведовством заниматься запрещено, — проговорила она спустя какое-то время. — Священное Писание говорит: ворожеи не оставляй в живых. [9]
— Тогда расскажи мне, как это сделать, — взмолился Талиесин.
— Тебе? — завопила Моргана. — Тебе? Ты правда думаешь, что тебе под силу одолеть Мерлинову магию? Если уж делать, то делать как должно.
— Помоги нам, — промолвил Артур. Моргана всхлипнула. Перекрестилась единственной здоровой рукой, помотала головой и словно бы дара речи лишилась. Артур нахмурился. — Что же нужно твоему Богу? — спросил он.
— Ваши души! — закричала Моргана.
— Ты хочешь, чтобы я стал христианином? — выговорил я.
Золотая маска с выгравированным на ней крестом придвинулась к самому моему лицу.
— Да, — просто сказала Моргана.
— Я это сделаю, — так же просто ответил я. Моргана простерла ко мне указующую длань.
— Ты примешь крещение, Дерфель?
— Да, госпожа.
— И ты поклянешься повиноваться моему мужу — всегда и во всем.
Я отшатнулся. Уставился на нее во все глаза.
— Сэнсаму? — эхом откликнулся я.
— Он — епископ, — настаивала Моргана. — Власть его — от Господа! Ты согласишься повиноваться ему во всем и всегда, ты согласишься принять крещение: только тогда сниму я проклятие.
Артур неотрывно глядел на меня. Проглотить унижение было непросто, но я подумал о Кайнвин — и кивнул.
— Я все сделаю, — сказал я Моргане.
И Моргана бросила вызов Божьему гневу и сняла проклятие.
Все произошло тем же вечером. Моргана пришла во дворцовый двор в черном одеянии и без маски, открыв на всеобщее обозрение жуткое, изуродованное огнем лицо — багровое, изборожденное шрамами, перекошенное. Она уже злилась на свою мягкотелость, но, верная слову, спешно принялась за работу. Разожгли жаровню, подбросили в пламя угля, а пока огонь разгорался, рабы притащили корзины с гончарной глиной, и Моргана принялась лепить женскую фигуру. Она замешала в глину кровь ребенка, умершего утром в городе, и росу, — раб загодя обмел мокрую траву во дворе. Грома не было, но Моргана сказала, что для снятия чар оно и не нужно. При виде творения рук своих она в ужасе сплюнула. Истукан получился и впрямь жутким: женщина с громадными грудями, разведенными ногами и зияющим родовым каналом, а в животе фигуры зияло углубление — здесь, в утробе, предстояло упокоиться злу. Артур, Талиесин и Гвиневера завороженно наблюдали за тем, как Моргана месит глину. Затем она трижды обошла вокруг непристойной статуи. После третьего обхода посолонь она остановилась, запрокинула голову к облакам и завыла. Я подумал было, ей так больно, что продолжать она не в силах и Господь велит ей прекратить обряд, однако затем Моргана обратила изувеченное лицо ко мне.
— Теперь мне нужно само зло, — промолвила она.
— Что же это? — спросил я.
Щель, заменяющая ей рот, словно бы раздвинулась в улыбке.
— Твоя рука, Дерфель.
— Моя рука?
Вот теперь я видел ясно: безгубая прорезь — это и впрямь не что иное, как улыбка.
— Рука связывает тебя с Нимуэ, — проговорила Моргана. — Это и есть канал, по которому течет злая сила. Ты должен отрезать себе руку, Дерфель, и отдать ее мне.