Я облачился в боевой наряд: кожаные сапоги до колен с нашитыми стальными полосками для защиты икр от копья, соскользнувшего с края щита. Затем рубаху из грубой, спряденной Кайнвин шерсти, а поверх нее – кожаную куртку, на которую прицепил золотую брошь Кайнвин – мой талисман на протяжении многих лет. Сверху я натянул кольчугу, драгоценный трофей, снятый в Лугг Вейле с мертвого повисского вождя. Старая, римской работы – у нас таких делать не умеют. Я часто думал о тех, кто носил ее до меня. Повисский вождь пал, облаченный в эту кольчугу, – я разрубил ему голову Хьюэлбейном, – но по меньшей мере еще один ее прежний обладатель погиб в сражении: стальная рубаха была порвана на груди и затем грубо залатана звеньями железной цепи.
На левой руке у меня были воинские кольца – они защищают пальцы, на правой – нет, чтобы не мешали держать меч или копье. К рукам я пристегнул кожаные налокотники. Шлем у меня стальной, в форме миски, подбитый кожей и тканью. Шею защищал клапан из свиной кожи, а весной я поручил карсвосскому кузнецу приклепать сбоку стальные нащечники. Шлем венчался стальным гребнем, с которого свисал волчий хвост, добытый в чащах Беноика. Я прицепил на пояс Хьюэлбейн, продел левую руку в ремни щита и поднял боевое копье. Оно было выше человеческого роста, древко – толщиною с запястье Кайнвин – заканчивалось тяжелым листовидным наконечником, заточенным как бритва с одного конца и скругленным с другого, чтобы не застревать во вражеском теле или доспехах. Плаща я не надел, день выдался жаркий.
Каван, тоже облаченный в доспехи, подошел ко мне и преклонил колено.
– Если я буду хорошо сражаться, господин, ты позволишь мне пририсовать звезде пятый луч?
– Моим воинам положено хорошо сражаться. Зачем награждать их за то, что они и так обязаны делать?
– Так добыть тебе трофей, господин? Топор вождя? Золото?
– Добудь мне саксонского предводителя, Каван, – отвечал я, – и можешь нарисовать своей звезде тысячу лучей.
– Достанет и пяти, господин, – сказал он.
Утро тянулось бесконечно. Те из нас, кто были в стальных доспехах, обливались потом на жаре. Из-за реки, где прятались в лесу саксы, должно было казаться, будто наш лагерь спит или почти все воины недвижны от болезни, – и все равно саксы не нападали. Солнце поднималось выше. Наши разведчики, легкие конники, вооруженные лишь связками метательных копий, выехали из лагеря. Им не было места в сшибке пехотинцев, поэтому они отвели лошадей на юг, к Темзе, чтобы вступить в бой позже, либо, если нас разгромят, скакать с горестной вестью в далекую Думнонию. Конники Артура облачились в тяжелые доспехи и привесили коням на грудь неуклюжие кожаные щиты.
Артур, укрытый вместе со своими воинами в недостроенном доме, надел римские латы из тысяч стальных пластин, нашитых на кожаную безрукавку и находящих одна на другую, словно рыбья чешуя. Некоторые пластины были серебряные, так что латы переливались на солнце. На нем был белый плащ, на левом бедре – Экскалибур в чудесных узорчатых ножнах, защищающих своего обладателя от ран. Слуга Артура, Хигвидд, держал его длинное копье, шлем с плюмажем из гусиных перьев и крупный, блестящий, как зеркало, посеребренный щит. В мирной жизни Артур одевался скромно, на войне – со всей пышностью. Он хотел верить, что известен честным правлением, но сияющие доспехи и начищенный щит показывали, что он знает истинный источник своей славы.
Кулух прежде был одним из тяжелых конников Артура, а сейчас, подобно мне, возглавлял собственный отряд копейщиков. В полдень он разыскал меня и плюхнулся в тени дернового укрытия. Он был в стальном нагруднике, кожаной куртке без рукавов и бронзовых римских поножах на голых икрах.
– Этот скот, что, не собирается нападать? – проворчал он.
– Может, завтра? – предположил я.
Кулух возмущенно фыркнул, потом испытующе взглянул на меня.
– Знаю, что ты ответишь, Дерфель, но все равно спрошу. А ты, прежде чем говорить, подумай. Кто сражался рядом с тобой в Беноике? Кто стоял плечом к плечу с тобой в Инис Требсе? Кто делился с тобой элем и даже позволил тебе соблазнить рыбачку? Кто поддержал тебя в Лугг Вейле? Я. Помни об этом, когда будешь отвечать. Так что из еды ты припрятал?
Я улыбнулся.
– Ничего.
– Бессмысленный саксонский мешок с потрохами, вот ты кто! – Кулух взглянул на Галахада, отдыхавшего вместе с моими людьми. – У тебя осталась еда, о принц?
– Я отдал последние крошки Тристану, – отвечал тот.
– Это по-христиански, да? – скривился Кулух.
– Надеюсь, – отвечал Галахад.
– Вот почему я остаюсь язычником, – объявил Кулух. – Люблю пожрать вволю. Не могу рубить саксов на голодный желудок. – Он оглядел моих воинов, но никто не предложил ему поесть, поскольку у них у самих ничего не осталось. – Так значит, мне удастся сбыть тебе этого гаденыша Мордреда? – спросил Кулух, поняв, что еды ему не перепадет.
– Так хочет Артур.
– Я тоже. Будь у меня еда, я бы отдал ее до последней крошки в награду за услугу. Забирай стервеца. Пусть теперь тебе отравляет жизнь, а не мне, но учти, что ты измочалишь ремень о его гнусную шкуру.
– Не знаю, разумно ли бить нашего будущего короля, – осторожно заметил я.
– Неразумно, зато приятно. Сопливый ублюдок. – Он обернулся. – И что с саксами? Хотят они сражаться или нет?
Ответ на его вопрос пришел почти мгновенно. Скорбно, низко пропел рог, и лес огласился грохотом боевого саксонского барабана. Мы вскочили на ноги. Из-за деревьев на дальней стороне ручья показалось войско. Там, где секунду назад была лишь залитая солнцем листва, словно из-под земли выросли сотни саксов – сотни одетых в шкуры и закованных в сталь воинов с топорами, собаками, копьями и щитами. Вместо знамен у них были бычьи черепа, насаженные на палки и обвешанные тряпьем. Авангард составляли колдуны с всклокоченными, вымазанными навозом волосами, которые выплясывали перед строем сомкнутых щитов и призывали на нас проклятие богов.
Колдунам противостояли Мерлин и остальные друиды. По древнему обычаю они не шли, а прыгали на одной ноге, поддерживая себя посохом и размахивая в воздухе свободной рукой. Остановившись в сотне шагов от колдунов-саксов, они обрушили на них собственные проклятия. Тем временем на холме христианские священники, воздев руки, призывали на помощь своего бога.
Наше войско выстроилось в линию. Агрикола с его одетыми на римский манер латниками занял место на левом фланге, мы все – в центре. Артурова конница, до поры до времени спрятанная в недостроенном доме, должна была защитить правый фланг. Артур надел шлем, взобрался на свою кобылу Лламрей, расправил белый плащ на лошадином крупе и взял у Хигвидда тяжелое копье вместе с сияющим щитом.
Саграмор, Кунеглас и Агрикола возглавляли пехотинцев. Сейчас мои люди были крайние справа, и я видел, что саксонский строй куда длиннее нашего. Враг превосходил нас числом. Барды вам скажут, что саксов было несколько тысяч, но, полагаю, Элла привел не более шестисот человек. Разумеется, саксонский король располагал куда большим числом воинов, однако, как и мы, вынужден был оставить гарнизоны для защиты крепостей. Впрочем, и шесть сотен копейщиков – очень большое войско. А за строем дожидались еще не меньше шести сотен женщин и детей, которые не собирались принимать участие в битве, но, без сомнения, надеялись поживиться в случае победы – уж точно они бы обобрали наши трупы до нитки.