Друиды с усилием пропрыгали вверх, на холм. Пот стекал по лицу Мерлина на заплетенную в косицы бороду.
– Никакой магии, – объявил он. – Их колдуны не знают настоящей магии. Вам ничто не грозит.
Он протиснулся между сомкнутыми щитами и пошел искать Нимуэ. Саксы медленно надвигались. Их колдуны брызгали слюной и вопили, передовые бойцы осыпали нас бранью либо кричали задним, чтобы те держали строй.
Зазвучали рога, и наши ряды огласились пением. Мы на правом фланге орали боевую песнь Бели Маура – торжествующий рев, от которого огонь пробегает по жилам. Двое моих воинов плясали перед строем, перепрыгивая через свои сложенные на земле мечи. Я позвал их обратно, поскольку саксы двигались прямо на нас, вверх по пологому склону. Однако сшибки не произошло. Саксы остановились в ста шагах от нашего строя и сомкнули щиты, образовав сплошную стену обтянутого кожей дерева. Они молча стояли, пока их колдуны мочились в нашу сторону. Огромные псы лаяли и рвались с поводков, барабаны гремели, то и дело слышались скорбные завывания рога, но сами противники молчали, только ударяли копьями по щитам в такт мерному рокоту барабанов.
– Первые саксы, которых я вижу. – Тристан подошел ко мне и остановился, глядя на саксонских воинов, шкуры, обоюдоострые топоры, собак и копья.
– Их не так и трудно убивать, – успокоил я.
– Не нравятся мне эти топоры, – признался он, касаясь стального обода на щите, чтобы призвать удачу.
– Они тяжелые и несподручные, – заметил я. – Задерживаешь его щитом и колешь мечом пониже. Всегда срабатывает.
"Или почти всегда", – подумал я.
Саксонские барабаны внезапно смолкли, вражеский строй расступился, и вышел сам Элла. Несколько мгновений король смотрел на нас, потом плюнул и решительно бросил оружие на землю, показывая, что хочет поговорить. Он зашагал к нам, рослый, плечистый, темноволосый, в черной медвежьей шкуре. С ним были два колдуна и тощий плешивый человек – толмач, предположил я.
Кунеглас, Мэуриг, Агрикола, Мерлин и Саграмор вышли навстречу Элле. Артур решил остаться с конниками. Поскольку Кунеглас был единственным королем с нашей стороны, ему и пристало говорить с вражеским предводителем, однако он пригласил еще четверых и меня в качестве переводчика. Так я во второй раз увидел Эллу. Он был высокий, широкогрудый, с плоским суровым лицом и темными глазами. Иссеченные шрамами щеки обрамляла густая черная борода. Нос был сломан, на правой руке недоставало двух пальцев. Голову короля венчал шлем с двумя бычьими рогами, ноги облегали кожаные сапоги, длинная кольчуга свисала ниже колен. На горле и на запястьях блестело британское золото. Наверняка он обливался потом под медвежьей шкурой, наброшенной поверх кольчуги, однако в бою такой густой мех защищает от меча не хуже стальных лат.
– Помню тебя, червь, – сказал он мне. – Изменник сакс.
Я чуть кивнул.
– Приветствую тебя, о король.
Он плюнул.
– Думаешь, если ты учтив, смерть твоя будет легкой?
– Моя смерть тебя не касается, о король, а вот я намереваюсь рассказывать о твоей своим внукам.
Он рассмеялся, затем насмешливо оглядел наших предводителей.
– Пятеро на одного! А где Артур? Никак его от страха понос прихватил?
Я представил наших вождей Элле, затем Кунеглас повел речь, которую я переводил. Как обычно, он потребовал, чтобы саксонский король немедленно сдался. Мы будем милостивы, пообещал Кунеглас – потребуем жизнь Эллы, его сокровища, все его оружие, женщин и рабов, однако воины смогут уйти свободными – мы всего лишь отрубим каждому правую руку.
Элла осклабился, показав полный рот гнилых желтых зубов.
– Неужто Артур думает, будто спрятался от меня и я не знаю, что он здесь со своей конницей? Скажи ему, червь, что сегодня ночью его труп будет служить мне подушкой. Скажи, что, натешившись с его женой, я отдам ее моим рабам. Усатому дурню, – он указал на Кунегласа, – скажи, что к полуночи это место будет зваться "Могила бриттов". Еще скажи, что я вырву ему усы и сделаю из них игрушку для дочкиных котят. Скажи, что я изготовлю из его черепа кубок, а внутренности скормлю псам. Демону, – он ткнул бородой в сторону Саграмора, – скажи, что сегодня же его черная душа узрит все ужасы Тора и будет вечно корчиться в кольце змей. Что до этого... – Элла повернулся к Агриколе, – я давно желаю его смерти и буду с удовольствием вспоминать о ней долгими зимними ночами. А недоноска, – он плюнул в сторону Мэурига, – я оскоплю и сделаю своим виночерпием. Скажи им это все, червь.
– Он говорит "нет", – перевел я.
– Но ведь он явно сказал что-то еще? – педантично полюбопытствовал Мэуриг, которого пригласили на переговоры только из-за его ранга.
– Это неважно, – устало отвечал Саграмор.
– Всякое знание важно, – возразил Мэуриг.
– Что они говорят, червь? – спросил меня Элла, не обращая внимания на собственного толмача.
– Спорят, кому достанется удовольствие тебя убить, о король, – отвечал я.
Элла сплюнул.
– Скажи Мерлину, – саксонский король взглянул в сторону друида, – что его я не оскорблял.
– Он и так знает, о король, – сказал я, – ибо говорит на твоем языке.
Саксы боялись Мерлина и даже сейчас не хотели с ним ссориться. Два саксонских колдуна изрыгали в его сторону проклятия, но то была их обязанность, и Мерлин не обижался. Он вообще не проявлял интереса к переговорам, просто высокомерно смотрел вдаль, однако при последних словах удостоил саксонского короля легкой улыбки.
Элла несколько мгновений смотрел на меня, потом спросил:
– Из какого ты племени?
– Из Думнонии, о король.
– По рождению, болван!
– Из твоего, господин, – отвечал я. – Из народа Эллы.
– Кто твой отец?
– Я не знал его, господин. Утер захватил мою мать, когда я был у нее во чреве.
– А ее как зовут?
Мне пришлось на мгновение задуматься.
– Эрке, о король, – вспомнил я наконец.
Элла неожиданно улыбнулся.
– Доброе саксонское имя! Эрке, богиня Земли и наша общая матерь. Как здоровье твоей Эрке?
– Я не видел ее с младенчества, о король, но мне говорили, она жива.
Элла мрачно уставился на меня. Мэуриг визгливо требовал, чтобы ему перевели, потом, ничего не добившись, замолчал.
– Нехорошо человеку забывать свою матерь, – сказал наконец Элла. – Как твое имя?
– Дерфель, о король.
Он плюнул на мою кольчугу.
– Позор тебе, Дерфель, что забыл свою мать. Будешь сегодня сражаться вместе с нами? С народом своей матери?