В первое мгновение я была уверена, сейчас он вскочит и, наплевав на все, ударит, желание отчетливо читалось на его лице. Но он удивил: хлебнул из бокала, глядя на меня с улыбкой. Вино на него не действовало, хоть мы и выпили достаточно. Оно и на меня не действовало, но он этого не знал. Утомление тяжелой волной навалилось на плечи, и теперь Дена, сидевшего напротив, я видела точно сквозь стекло, за которым идет дождь. Может быть, поэтому он казался мне бесконечно далеким.
— У тебя было много мужчин? — спросил он из этого далека.
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы не забивать себе голову глупостями. Например, надеждой на то, что кто-то придет и будет рядом, и тогда этот мир перестанет казаться таким паршивым. С такими, как я и как ты, подобное не случается.
Он странно вздрогнул, точно я ударила его в грудь, будто что-то ударило, а потом медленно раскатилось по всему телу. Он пытался понять, что, и не мог, но чувствовал боль от этого непонимания. Так бывает, когда в темную беззвездную ночь вдруг увидишь тонкий луч света, неизвестно откуда пробившийся, и не можешь понять, откуда он, хотя знаешь, что это важно, и очень хочешь понять.
Наверное, он даже пытался осмыслить то новое, что, очень может быть, ему открылось, но для этого у него не было ни сил, ни привычки мыслить. Я отвела взгляд в сторону, Ден и его размышления были мне неинтересны, а он вроде бы почувствовал разочарование оттого, что исчезла иллюзорная близость, которая возникла, пока мы говорили.
— Выходит, ты отдавалась мужчинам только по принуждению? Или есть все-таки кто-то…
— Ты это серьезно? — засмеялась я. — Откуда бы ему взяться?
Он кивнул, вроде бы соглашаясь, и обнял меня. Я от неожиданности вздрогнула, а он усмехнулся.
— Тебе будет хорошо со мной, — сказал так тихо, что я скорее прочитала по губам, чем услышала. — Я буду ласков.
— А что это изменит? — поднимаясь с кресла, ответила я, не глядя в его сторону. — Я иду спать. Спокойной ночи.
Я сделала шаг и увидела его лицо, холеное и вульгарное, с кривой, перекосившей рожу ухмылкой.
— Спокойной ночи, — ответил он, допил вино, закурил и, прищурившись, смотрел, как голубоватый дым поднимается вверх.
На следующее утро мы встретились в ресторане за завтраком. Уходя, он постучал в мою дверь и крикнул:
— Просыпайся, дорогая, я жду тебя внизу.
С вполне довольным видом он листал газету, сидя на веранде, пил кофе и встретил меня улыбкой.
— Самолет завтра утром, — сказал весело и сразу же добавил:
— Чем собираешься заняться?
— Не знаю, — ответила я. — Пожалуй, позагораю.
— Хочешь, возьмем машину, прокатимся вдоль берега. Можем остановиться там, где тебе понравится, и ты поплаваешь.
— Хорошо, — ответила я и сделала глоток кофе, размышляя, что он затеял. Вряд ли решил избавиться от меня сегодня. Нелогично. Он так старался, чтобы убийство Литвинова не связали с нашим пребыванием здесь. Мой труп непременно наведет следствие на некоторые мысли. Да и мое исчезновение придется как-то объяснять в отеле. Хотя черт знает, что у него на уме.
Кондиционер в машине отсутствовал, все стекла были открыты, ветер бил в лицо, и я улыбалась, не чувствуя беспокойства и тем более страха — только безудержное, бессмысленное восхищение быстрой ездой, солнцем, запахом моря, видом стройных деревьев и белых домиков, отсюда казавшихся игрушечными. Мы нашли крохотную бухточку и там остановились. Ден не отпустил машину, и я решила, что вряд ли умру здесь, решила без волнения, равнодушно, просто констатировала факт.
Водитель остался возле машины на дороге, а мы спустились вниз. Я на ходу сбросила платье и с разбегу бросилась в теплую изумрудную воду с белыми гребешками волн. Ден плавал великолепно, его сильное тренированное тело легко разрезало волну, вдруг появлялось на ней и снова исчезало, движения его рук были точными и уверенными, вызывая невольное восхищение. Потом мы лежали, вытянувшись на песке, так близко, что слышали биение сердец друг друга. Волосы Дена, светлые, редкого серебристого оттенка, растрепались и падали на выпуклый лоб. Может быть, от этого его лицо показалось другим — мягче, проще, человечнее. Он снял очки и, пристроив голову на согнутом локте, с любопытством посмотрел на меня. Мы глядели в глаза друг друга без напряжения, почти без мыслей, и чувствовали дыхание друг друга. Теперь от Дена пахло морем, а не осточертевшим мне одеколоном, может быть, поэтому я и продолжала смотреть в его глаза. Но я смотрела в них слишком долго, так долго, что они перестали мне казаться глазами человека, и я зажмурилась, как ребенок, увидевший что-то страшное, в надежде, что это страшное сразу же исчезнет.
Выражение его глаз действительно изменилось, наверное, поэтому он сел и надел очки. Он сидел, вытянув одну ногу и обхватив руками согнутое колено другой. Я, открыв глаза, видела только его спину, но, даже не видя его лица, я знала, что самое главное он скажет сейчас.
Он слегка повернулся и спросил, все-таки не глядя мне в лицо:
— Чем ты не угодила своему любовнику?
Я медленно поднялась и теперь тоже сидела, зарывая пальцы ног в горячий песок.
— Ты имеешь в виду Рахманова?
— Разумеется.
— Не угодила? — повторила я. — С чего ты взял? — Я пытливо посмотрела в его лицо, глаза его были скрыты очками, но ответ я знала, догадывалась. По сценарию мне отсюда не вернуться. Возможно, отель мы покинем вместе, но до аэропорта я не доеду.
— С чего я взял? — теперь уже переспросил он. — С того, что ему прекрасно известно: я не оставляю свидетелей.
— Разумно, — кивнула я.
Он немного помолчал и опять спросил:
— Ты не очень-то удивлена.
— Я не удивлена. Уж слишком ты разоткровенничался. Причина такому поведению может быть только одна. — Я легла на песок и продолжила с усмешкой:
— Понятия не имею, чем я ему не угодила. Наверное, просто надоела.
Ден поднялся, и теперь я видела его во весь рост, стоящим надо мной. Меня обдало холодом, но не страхом, что удивило. Я лежала, смотрела на него и ждала.
Он протянул мне руку и помог встать.