В Винченцо я увидел именно такого домоправителя, какой требовался, чтобы надзирать за подмастерьями, которых я намеревался выкупить у хозяев, – мальчиков, уже обладающих начальными знаниями и обученных выполнять необходимую мне работу. Меня радовало, что Винченцо уже стар и мне не придется лишний раз терзаться при виде угасающей юности. Я предпочитал тщеславно гордиться, что обеспечиваю ему почтенную и славную старость.
Спросишь, как я нашел его? Я ходил по городу и читал мысли, чтобы подобрать то, что мне подходит.
Мое могущество достигло небывалых вершин. Я без усилий находил злодеев. Я слышал потаенные мысли как тех, кто пытался обмануть меня, так и тех, кому нравился с первого взгляда. Последнее таило в себе опасность.
Что за опасность? Отвечу: в тот момент я больше, чем когда-либо, был уязвим для любви и, почувствовав на себе взгляд любящих глаз, замедлял шаг.
Странное настроение охватывало меня, когда я гулял по аркаде вдоль Сан-Марко и ловил на себе восхищенные взгляды.
Я неторопливо разворачивался и проходился взад-вперед, с неохотой сознавая необходимость следовать дальше, словно птица из северных земель, греющая крылья в лучах теплого солнца.
Тем временем я вручил Винченцо золото и велел ему приобрести для себя изысканный гардероб. Я вознамерился сделать из него дворянина – в пределах, дозволенных регулирующим расходы законом.
И, усевшись за новым столом в просторной спальне – окна ее выходили на канал, а пол был выложен мрамором, – я составил списки дополнительных предметов роскоши, которые следовало приобрести.
Мне хотелось установить в спальне объемную ванну в древнеримском стиле, чтобы иметь возможность в любое время наслаждаться теплой водой. Конечно, я планировал создать библиотеку. Мне требовались полки для книг и удобное кресло. Что такое дом без библиотеки? Я собирался купить одежду высшего качества, модные шляпы и кожаные туфли.
Я делал наброски, чтобы исполнители лучше понимали мои желания.
Головокружительные времена! Я снова стал частью жизни, и сердце мое забилось в такт людским сердцам.
Наняв на набережной гондолу, я часами путешествовал по каналам, разглядывая замечательные фасады, обрамлявшие водные дороги Венеции. Я прислушивался к голосам. Я лежал, облокотившись о дно гондолы, и смотрел на звезды.
В мастерских ювелиров и художников я набрал первую компанию учеников, по возможности выбирая самых талантливых, с кем по тем или иным причинам дурно обращались. Тех, кто проявлял глубокую преданность и выказывал недюжинные знания, я отсылал в новый дом с полными руками золота.
Разумеется, я искал себе толковых помощников, но сознавал, что особенный успех ждет меня с бедняками. Мне не хотелось применять силу.
Между тем я желал, чтобы моих мальчиков подготовили к поступлению в университет – незаурядное событие для подмастерьев. Я выбрал для них преподавателей и договорился, чтобы они приходили в мой дом при свете дня и занимались воспитанием учеников.
Мальчикам предстояло учить латынь, греческий, философию, заново обретенных и высоко ценимых классиков, математику и все остальное, что требовалось для достойной жизни. Если бы они проявили талант к искусству и избрали бы его своим ремеслом, то, конечно, могли бы забыть об университете и стать живописцами.
Наконец в доме закипела жизнь. В кухне орудовали повара, музыканты учили мальчиков петь и играть на лютне. На мраморных полах широких залов проходили уроки танцев и фехтования.
Но здесь в отличие от Рима я избегал открывать двери посторонним.
Я осторожничал, сомневаясь в надежности своей маскировки, опасаясь вопросов, связанных с моими картинами.
Нет, вполне достаточно общества юных помощников, мнилось мне, – как для развлечений, так и для работы: предстояло еще подготовить стены для фресок и покрыть лаком доски и холсты.
Оказалось, что в первые несколько недель никому не пришлось особенно утруждаться: все это время я заглядывал в местные мастерские и изучал венецианских художников столь же пристально, сколь раньше изучал флорентинцев.
После тщательного исследования у меня не осталось сомнений, что я до определенной степени смогу подражать работам смертных, однако нечего и надеяться их превзойти. Я боялся результатов собственного труда. И вознамерился закрыть свой дом от всего мира, за исключением мальчиков и их учителей.
Запершись у себя в спальне, я в первый раз со времен Древнего Рима завел дневник, куда записывал свои размышления.
Я писал обо всем, что приносило мне успокоение. И на бумаге упрекал себя чаще и строже, чем в мыслях.
«Ты превратился в раба смертной любви, – писал я, – хотя даже в древности не позволял себе подобного. Совершенно ясно, что ты выбрал мальчиков, чтобы учить и наставлять их во имя любви и надежды, и намереваешься отправить их получать образование в Падую, словно собственных детей.
Но что, если они обнаружат, что в сердце и душе ты чудовище, что, если они содрогнутся от твоего прикосновения, – что тогда? Ты убьешь их, невзирая на чистоту и невинность? Здесь не Древний Рим с миллионами безымянных людей. Здесь суровая Республика Венеция! Как и ради чего ты намерен играть в свои игры?
Ради оттенков вечернего неба над площадью, что встречает тебя по пробуждении, ради церковных куполов под луной? Ради каналов, освещенных звездами? Ты порочен и жаден.
С тебя довольно искусства? Ты уходишь на охоту подальше – в окрестные городки и деревушки или даже в дальние города, ведь ты способен передвигаться со скоростью бога. Но ты приносишь в Венецию зло, ибо ты и есть зло; твой роскошный палаццо живет ложью, а ложь может открыться».
Я положил перо. Я перечитал слова, и они навеки врезались в память, словно их произнес чужой голос. И только закончив читать, я поднял глаза и посмотрел на ожидавшего в дверях Винченцо, любезного, смиренного и исполненного достоинства.
– В чем дело? – ласково спросил я, чтобы он не подумал, будто я гневаюсь за то, что он вошел в мою комнату.
– Мастер, я лишь хотел сказать... – начал он.
В новых бархатных одеждах он выглядел элегантно, словно придворный – настоящий принц крови.
– Я слушаю тебя – говори, – подбодрил я слугу.
– Просто мальчики очень счастливы. Они уже легли спать. Но вы не представляете, что для них значит хорошо питаться, прилично одеваться и брать уроки, имея перед собой большую цель! Я мог бы рассказать вам столько историй! Среди них нет ни одного тупицы. Большая удача.
Я улыбнулся.
– Очень хорошо, Винченцо. Иди поужинай. Выпей столько вина, сколько пожелаешь.