Утром я встала в восемь и сразу же позвонила в поликлинику. Латунина принимала с девяти. Я быстро выпила кофе и на такси отправилась в Западный район, где находилась поликлиника. В длинном коридоре с кушетками, обитыми бордовой искусственной кожей, не было ни души. Я нашла дверь с нужной мне табличкой и постучала, после чего открыла дверь.
— Здравствуйте, — кивнула мне женщина, сидящая за столом. В кабинете она была одна, я не знала, полагалась ли медсестра врачу-психиатру, но забеспокоилась, женщина выглядела молодой, лет тридцати пяти от силы, а тетка говорила, что Латунина гораздо старше. — Присаживайтесь, — кивнула она на стул напротив. Сомнения меня оставили, она врач. Либо тетка перепутала фамилию, либо та Латунина и эта — однофамильцы.
— Простите, двадцать лет назад я лечилась у психиатра с такой же фамилией, как у вас. Ведь вы Латунина?
— Да. Латунина Лариса Львовна, а вы, скорее всего, лечились у моей мамы, Ольги Вениаминовны.
— Да-да. Именно так. Извините ради бога, но у меня к ней дело. Вы не скажите, могу ли я с ней поговорить? По телефону или при личной встрече. Это очень важно для меня.
— К сожалению, это невозможно, — вздохнула Лариса Львовна. — Мама умерла восемь месяцев назад.
— Извините. Я не знала, — пробормотала я, понятия не имея, что делать дальше. Я надеялась поговорить с врачом, выяснить, что было правдой в моем сне. О чем я думала тогда, что чувствовала? Господи, о чем может думать пятилетний ребенок? И все же я хотела знать. — Простите, наверное, я спрашиваю глупости, но, как я уже сказала, для меня это очень важно. Вдруг остались какие-то записи…
— А что, собственно, вас интересует?
— Двадцать лет назад меня преследовал один сон, то есть это родители убедили меня в том, что мне снятся кошмары. Теперь этот сон неожиданно вернулся, но я думаю, что это воспоминания. Я думаю, что была свидетелем убийства, об этом я и собиралась поговорить с вашей матерью.
— Я бы очень хотела вам помочь, но не в силах этого сделать. То есть как практикующий врач я вам, конечно, помогу. Но что касается бумаг… Выйдя на пенсию, мама собиралась писать книгу, у нее был собран огромный материал. Но после ее смерти, когда потребовалось срочно освободить ее квартиру, мы временно перевезли все бумаги на дачу. А дача сгорела. Говорят, бомжи подожгли. Ничего не осталось. Только головешки.
— Ясно, — кивнула я. — Извините. — Я поднялась и направилась к двери под испытующим взглядом женщины. — Простите, — уже взявшись за ручку двери, спросила я. — А может где-то сохраниться история болезни или что-то в этом роде? Я не знаю, как это назвать правильно.
— Двадцать лет назад мама работала в областной больнице. Двадцать лет — большой срок, но вполне возможно… обратитесь к ним.
— Спасибо, — кивнула я и покинула кабинет.
Я возвращалась домой пешком. Мне не удалось поговорить с врачом, и я по-прежнему не знала, что я чувствовала двадцать лет назад, но одно несомненно: я виновата в смерти Лены. «Я на тебя смотрю. Я тебя вижу».
Автомобильный сигнал заставил меня вздрогнуть, я резко обернулась и увидела машину, которая прижалась к тротуару. Левая передняя дверь распахнулась, и появился Олег.
— Ульяна! — окликнул меня он и широко улыбнулся. — Привет. Я тебе звонил, мобильный не отвечает.
— Я забыла его дома. Ты на работу?
— Побойся бога. У меня тоже бывают выходные. Может, сходим куда-нибудь?
— Куда? — спросила я. Вопрос, конечно, дурацкий, задала я его машинально, потому что думала о другом.
— Ну… не знаю. Можно в кафе или в кино. А можно просто прогуляться по городу.
— Хорошо, идем в кафе, — точно очнувшись, сказала я. — Угощу тебя кофе. Любишь капуччино?
— Я больше чай люблю, — засмеялся он.
— Чай там тоже хороший, — кивнула я. — Кафе в переулке, перегоняй туда машину.
Я свернула в переулок, Олег подъехал следом.
В маленьком кафе, которое я очень любила, мы оказались единственными посетителями в этот час. Нам принесли наш заказ, я пила капуччино и смотрела в окно.
— Ульяна, — начал Олег. — Я вчера поговорил кое с кем об этих… несчастных случаях…
— Не надо, — не отрывая глаз от окна, перебила я.
— Что не надо? — вроде бы растерялся Олег.
— Ничего, — пожала я плечами. — Это совсем не то, что ты думаешь.
— Что-то я не пойму. Объясни, пожалуйста.
— Я считала, что это убийства. Кто-то сознательно доводит людей… Впрочем, ты знаешь, мы ведь говорили об этом. И я считала, что возможная причина — предстоящие изменения в расстановке кадров. Чушь какая… — Я невольно засмеялась и покачала головой. — Дело не в этом.
— А в чем? — нахмурился Олег, а я поняла, как нелепо прозвучит то, что я собиралась ему сказать, вздохнула и ответила уклончиво:
— У каждого из нас есть свой скелет в шкафу. Мы старательно оберегаем свою тайну, прячем ее от людей, иногда сами о ней забываем… — Я вдруг задумалась, глядя в окно. Я думала о Людмиле и ее матери, Ольге и ее неродившемся ребенке.
— Эй, — усмехнулся Олег. — Что с тобой?
— Извини, — вздохнула я, оглядываясь с некоторым удивлением. — В общем, теперь я уверена, что это не имеет никакого отношения к тому, кто будет начальником отдела. Мы никого не найдем.
— Постой. А парень в черном свитере? А тот тип в подъезде?
— Его нет, — вздохнула я. — То есть он, конечно, есть. Но его нет.
— Что-то слишком заумно для меня. Кто есть и кого нет?
— Азазель. Он сам себя так назвал. Назови это страхом расплаты. Какая разница? Спасибо тебе за то, что хотел мне помочь. Но теперь я в помощи не нуждаюсь. Я сама.
— Что сама?
— Сама как-нибудь справлюсь. Милиция здесь не поможет.
— А я не милиция. Я просто друг. Другу ты можешь довериться?
— Наверное. Только… я не хотела бы тебя разочаровывать.
— Так, — кивнул Олег, сосредоточенно разглядывая мою физиономию. — У тебя этот самый скелет в шкафу тоже есть, как я понял?
— Есть. Мне очень жаль, но нам не стоит видеться.
— Из-за твоего скелета? — Олег злился, хотя и пытался скрыть это.