– Мне обещали прислать дело, – сказал Майкл.
– Я уже с ним ознакомился, – признался Эрон. – Мы все время сотрудничали вместе. В это дело включены все мои доклады. Вы сами это увидите. Не понимаю, что вдруг случилось теперь. Прошу меня простить. Внизу меня ждут Беатрис и Вивиан. Беатрис очень беспокоится за тебя, Мона. Ах да, чуть не забыл. Доктор Ларкин хочет поговорить с вами, Майкл. Я попросил его подождать до завтра. Он ждет моего возвращения.
– Да, хорошо. Я сам не прочь познакомиться с его материалами. Однако не отпускайте доктора Ларкина.
– Не волнуйтесь, он прекрасно проводит время. Уже успел побывать чуть ли не во всех хороших ресторанах города. Всю ночь веселился с некой молодой особой, которая представилась ему хирургом из Тулейна Нет, он от нас никуда не уедет.
Уходить Мона по-прежнему не собиралась. Она проводила взглядом Майкла с Эроном, а сама осталась за дверью. Только тогда Майкл со всей очевидностью осознал, что вскоре вновь останется с девушкой наедине. И от ее близкого присутствия – запаха ее тела, ее горящих рыжих волос, мятой белой ленты – от всего того, что так явственно напоминало ему о проведенной ими вместе ночи, им овладело беспокойство.
Райен и Пирс уже выходили из парадной двери. Прощания, как обыкновенно водилось у Мэйфейров, оказались долгими. Беатрис вновь взялась успокаивать Райена и убеждать, что со временем все образуется, и в очередной раз не удержалась от слез. Погруженный в тяжелые раздумья Рэндалл сидел в кресле возле камина; его распухшее лицо делало его похожим на большую темно-серую жабу.
– Дорогие мои, как вы? – обратилась Беатрис к Майклу и Моне.
Приблизившись к ним, она взяла их за руки и поцеловала Мону в щеку.
Эрон прошел мимо нее.
– Со мной все хорошо, – ответила Мона– А как: мама?
– Ее держат на транквилизаторах. Подкармливают внутривенно. За нее не волнуйся. Всю ночь она спала. Твой отец тоже слегка успокоился. Он со Старухой Эвелин. Думаю, что у них сейчас Сесилия. Энн-Мэри все время находится возле твоей матери.
– Так я и думала, – презрительно фыркнула Мона.
– Что ты собираешься делать, милая? Может, мне отвезти тебя домой? Или поедем ко мне? Не желаешь погостить у меня немного? Что я могу для тебя сделать? Если хочешь, можешь остаться у меня на ночь. Я тебя устрою в комнате с розовыми обоями.
Мона отрицательно покачала головой.
– Со мной все хорошо, – ответила девушка, несколько пренебрежительно пожав плечами. – Можете за меня не волноваться. Я вполне за себя отвечаю. Я тут немного побуду и пойду домой.
– А как ты? – воскликнула Беа, обращаясь к Майклу. – Нет, вы только на него посмотрите. Ведь у него даже румянец на щеках! Как будто он заново родился.
– Да, вы почти правы. Извините меня, но мне тут нужно кое-что обмозговать. Дело в том, что мне обещали прислать дело Роуан.
– Ой, да брось ты эти отчеты. От них только голова болит. – Она огляделась, ища глазами Эрона, и, увидев его у противоположной стены, сказала – Эрон, не разрешай ему это делать.
– Он прочтет их, дорогая, – отозвался Эрон. – Мне надо вернуться в отель. Меня ждет доктор Ларкин.
– Ах, ну да, конечно. Тебе пора ехать. – Взяв Эрона под руку и поцеловав его в щеку, она направилась с ним к двери. – Буду тебя ждать.
Рэндалл тоже встал, собираясь уходить. Одновременно из столовой в холл вышли двое молодых Мэйфейров. И вновь началось длительное прощание, исполненное сердечных слов, горестных рыданий и признаний в любви к доброй и несчастной, прекрасной и великодушной Гиффорд Беа, обернувшись к Майклу и Моне, бросилась их обнимать и целовать, обливаясь слезами. Закончив ритуал расставания, она направилась к выходу. Было очень трогательно глядеть со стороны на то, как она взяла под руку Эрона и он повел ее вниз по ступенькам. За ворота они вышли вслед за Рэндаллом.
Вскоре дом опустел. Мона стояла на пороге, махая вслед гостям рукой. В своем детском платьице с передником и белой лентой в волосах, несмотря на то что та являла собой неотъемлемую часть ее облика, выглядела девушка немного странно.
Наконец она, обернувшись к Майклу, захлопнула за собой дверь.
– Где тетя Вив? – осведомился Майкл.
– Тебя она не спасет, мой большой мальчик, – ответила Мона. – Вместе с тетей Бернандетт она взяла на себя опеку над детьми Гиффорд.
– А где Эухения?
– Уж не думаешь ли ты, что я ее отравила? – Мона прошла мимо него через холл в библиотеку.
Майкл последовал за ней, исполненный неколебимой твердости, праведных рассуждений и уверений, призванных противостоять искушению плоти.
– Больше этого не повторится, – с непреклонной убежденностью начал он.
Едва они вошли в библиотеку, как Мона, закрыв за Майклом дверь, тотчас обвила его шею руками.
Неожиданно для самого себя, словно находясь в каком-то самозабвении, он принялся осыпать ее поцелуями и ласкать ей грудь. Вдруг его руки скользнули вниз и задрали ситцевую юбку.
– Это не должно повториться! – продолжал твердить он. – Я не позволю, чтобы это снова произошло. Слышишь? Ты даже не оставляешь мне права выбора…
Мона продолжала льнуть к нему бедрами, нежно и страстно его обнимая. В своем возбуждении она ничем не отличалась от взрослых женщин, с которыми Майклу приходилось заниматься любовью. Раздался тихий щелчок. Мона, потянувшись через плечо Майкла, закрыла на замок дверь библиотеки.
– Утешь меня, мой большой мальчик, – взмолилась она– Теперь, когда умерла моя любимая тетушка, я в самом деле чувствую себя несчастной. Я не шучу. Мне вправду очень и очень горько. – Мона отпрянула, и Майкл заметил, что у нее в глазах блестят слезы.
Мона расстегнула пуговицы ситцевого платья, которое тотчас соскользнуло с нее вниз и комком упало на пол. Освободившись от его плена, она предстала перед Майклом в нижней юбке и белоснежном бюстгальтере с ажурными чашечками, очевидно из весьма дорогого кружева. Между обоими предметами экипировки зазывно белела полоска бледной кожи. Беззвучно плача, Мона снова бросилась к Майклу на шею и принялась алчно его целовать, запустив руку ему между бедер.
Это окончательно сломило его сопротивление. Или, как говорится, fait accompli [29] .
Они вместе упали на ковер, и, прежде чем погрузиться в сладостный до боли мир, Майкл успел расслышать ее возбужденный шепот: