— Домине, по-видимому, вы прекрасно ознакомлены с историей древнего Рима и тогдашними обычаями, так же как и с арамейским языком?
— И даже более.
— Так вот, чтобы не было уже никаких вопросов относительно его подделки, наш приятель Лебрун изготовил по древнему греческому рецепту симпатические чернила, применяемые и Локустой, и он воспользовался этим составом, чтобы нарисовать на папирусе, что находится в моих руках, доказательство собственного мошенничества.
Домине де Фроом хихикнул.
— Воистину злой гений. А он передал вам формулу этого состава?
— Как раз и нет, — сказал Ренделл. — Мне известно, что эти симпатические чернила содержат галлотаниновую кислоту, получаемую из чернильных орешков. Чтобы получить чернила, к кислоте прибавляется смесь сульфата меди и еще какие-то ингредиенты. И вот какие это ингредиенты — мне неизвестно.
— Не важно. Такая мелочь не представит для нас никаких сложностей. Итак, мистер Ренделл, благодарю вас, в конце концов мы имеем в руках вещь, в существовании которой мы никогда не сомневались. Очень хорошо, замечательно. Мои самые сердечные поздравления. Теперь мы сможем покончить с этим позором. Я немедленно вылетаю из Амстердама. И я буду ждать вашего прибытия в Орли. Вы сказали, пять вечера? Я буду там, с тем, чтобы продолжить наше дело. Знаете, нам необходимо действовать быстро. Нам нельзя тратить время. Вам известно, что ваши издатели сделают свое заявление о новой библии в пятницу утром? Это должно произойти в королевском дворце в Амстердаме.
— Я прекрасно знаю об этом, — сказал Ренделл, — вот только не думаю, что все это произойдет на самом деле, ни в королевском дворце, ни где-либо еще, поскольку в четверг мы подложим нашу динамитную шашку, которую я везу в своем портфеле. Встретимся в пять вечера.
* * *
СТИВЕН РЕНДЕЛЛ НЕ МОГ ПОЧУВСТВОВАТЬ себя свободным до тех пор, пока реактивный лайнер не коснулся омытой дождем взлетно-посадочной полосы в аэропорту Орли, в окрестностях Парижа.
Его пребывание в Италии было довольно опасным и потребовало массы нервов. Теперь все уже было позади. Его самолет высадил пассажиров на земле Франции. И хотя весь аэропорт был окутан туманом, не говоря у же о противной мороси и холоде, это была Франция, и она была прекрасной. Франция означала для Ренделла свободу. Впервые за много дней он чувствовал себя расслабленным.
Ренделл взял свой ценный «дипломат» — он ни за что не мог позволить потерять его из виду во время посадки в Риме, и ему позволили взять портфель в салон в качестве ручного багажа — после чего присоединился к покидавшим самолет пассажирам.
Через несколько минут он встретится с домине Мартином де Фроомом, союзником, единственным человеком, на которого можно было положиться, и вместе они отправятся в лабораторию профессора Обера, чтобы там вскрыть кожаный кошель. Имея его на руках, силы света станут их оружием против превосходящих сил религиозных предрассудков.
Довольно быстро Ренделл попал в зал прибытий, после чего французская служащая аэропорта направила всех на следующий этаж. Встав в линию вместе с другими прибывшими, он вступил на движущуюся дорожку, которая принесла их в зал с огромными светящимися буквами PARIS.
Здесь все кипело. В зале находились уже известные Ренделлу по прежним путешествиям столы и покрытые красным пластиком стойки, за которыми занимали место police de l'air, полицейские аэропорта в кепи с длинными козырьками, на которых была эмблема с крылышками; одеты они были в светло-голубые рубашки и синие брюки. Это было то, что сами французы называли полицейским фильтром или же паспортным контролем. Сразу же за полицейскими имелись другие стойки, с надписью DUANE, то есть, таможенные посты; в окрашенных бежевой краской боксах находились французские таможенники, каждый тоже носил свою униформу, вот только на кепи был знак взрывающейся гранаты на фоне почтового рожка; к тому же все они носили синие пиджаки с серебряными пуговицами. А уже за ними, то ли за турникетами, то ли за обычными калитками, Ренделл не смог сразу понять, можно было видеть сбитую толпу встречающих и гидов, ожидавших прибытия родственников, друзей, деловых партнеров и туристов.
Стоя в очереди для паспортного контроля, Ренделл вытягивал шею, чтобы высмотреть высокую, импозантную фигуру домине де Фроома в его неизменной черной сутане. Но толпа ожидавших была слишком плотной. Священника он увидеть не смог, во всяком случае, с этого расстояния.
Теперь он находился перед столом, и неулыбчивый, усталый police de l'air уже протянул свою руку. Ренделл тут же поставил свой «дипломат», вытащил из внутреннего кармана пиджака свой зеленый американский паспорт и подал чиновнику вместе со своей carte debarquement. Полицейский перелистал паспорт, глянул на фотографию (на ней Ренделл был полнее фунтов на пятнадцать, и потому ненавидел ее), сравнил с внешностью Ренделла, глянул на таинственный ряд лежавших у него на столе квадратных розовых карточек, глянул на Ренделла во второй раз и наконец кивнул. Оставив себе желтую прилетную карточку, он возвратил паспорт Ренделлу и указал ему жестом на боксы таможенников. Сделав это, полицейский поднялся с места и покинул свое место, несмотря на протесты очереди.
Вновь зажав «дипломат» под мышкой, в то время как рука потянулась за находившейся в кармане пиджака декларацией, Ренделл перешел к ближайшему боксу таможни, где сидел очередной чиновник, в то время как сам продолжал высматривать в толпе де Фроома.
Не выпуская портфель, он подал бланк таможеннику, желая как можно скорее покончить со всеми формальностями и заняться неотложными делами, ждущими его в этот вечер. Но чиновник принял документ как-то невнимательно, поскольку его отвлекал стоявший сзади коллега. В конце концов, он решил изучить декларацию Ренделла со всем тщанием.
После этого он поднял голову.
— У вас больше нет другого багажа, который следовало бы предъявить к досмотру? Это все ваши вещи, мсье?
— Да, сэр. Всего один предмет со мной. Я выезжал всего лишь на пару дней. — Ренделлу было чертовски неловко объясняться перед таможенником, но они, не только здесь, но и в Соединенных Штатах, заставляли чувствовать вас себя виновными даже тогда, когда никакой вины за собой не чувствуешь. — Тут всего лишь смена белья, — прибавил Ренделл, поднимая «дипломат» выше.
— Вы не превышали предел импорта товаров на сумму 125 франков? Не приобрели никаких товаров, не получали ли подарков, которые бы превышали этот предел?
— Все так, как я указал в документе, — ответил Ренделл с ноткой раздражения в голосе. — Все это лишь мои личные вещи.
— То есть, вам нечего заявлять?
— Ничего. — Раздражение Ренделла лишь усилилось. — Моя декларация у вас. Я там все написал.
— Так, — ответил чиновник, вставая со стула. — Морис, — позвал он. Потом он вышел из бокса, подождал, пока его младший коллега займет место, и подошел к Ренделлу. — Следуйте за мной, мсье.
Разъяренный Ренделл направился вслед за таможенником; они прошли к выходу и протиснулись через сбитую массу посетителей. Вновь Ренделл попытался высмотреть де Фроома, желая попросить у него помощи, чтобы выйти за красную черту, но священника нигде не было видно.