Да, особняк и в самом деле отличался красотой и изысканностью. Бедняга Дарси… Без сомнения, он был весьма одаренным архитектором. Но, увы, не имел даже легкой примеси ведьмовской крови. И, скорее всего, Клэй и Винсент, так же как и мой старший брат Реми, были напрочь лишены сверхъестественных способностей. Погруженный в эти грустные размышления, я вышел в сад. Он произвел на меня сильное впечатление: огромная восьмиугольная лужайка, и на каждом из каменных столбов, украшавших известняковую балюстраду, вырезаны восьмиугольники. Дорожки вымощены плитами, расположенными под разными углами так, что в лунном свете они составляли замысловатые узоры.
— Обрати внимание на железные розы, — раздался в моей голове беззвучный голос Лэшера.
Он обращал мое внимание на чугунные перила. Их рисунок в точности повторял узоры дорожек, а кованые розы, украшавшие каждую секцию, представляли собой истинные произведения искусства.
Теперь Лэшер шел рядом, обняв меня за плечи, и близость его вызывала у меня глубочайшее волнение и трепет. У меня даже возникло желание скрыться в зарослях деревьев и отдаться там его ласкам. Как я уже говорил, к этим бесплотным ласкам я питал неодолимое пристрастие. Однако я сдержался, памятуя, что мне не следует забывать о моей обожаемой несчастной сестре. Она в любую минуту могла проснуться и вновь разразиться рыданиями, решив, что я оставил ее в одиночестве.
— Помни обо всем, что здесь увидел, — вновь многозначительно изрек Лэшер. — Ибо дому этому суждено простоять долго.
Войдя в особняк, я увидел, что Лэшер стоит в дверях, ведущих в столовую. Высокий, суживающийся кверху дверной проем создавал вокруг него некое подобие рамы.
Обернувшись, я заметил, что входная дверь, которую я только что миновал, оставив открытой нараспашку, имеет сходную форму. Непостижимо, но теперь Лэшер — точная моя копия — застыл уже в ее проеме, раскинув руки и упираясь ладонями в косяки.
— Как ты думаешь, Джулиен, тебе суждено жить после смерти? — неожиданно спросил он. — Ты никогда не спрашивал меня о том, что ожидает тебя по окончании земного бытия. А ты ведь колдун. Обычно колдунов этот вопрос очень занимает.
— Ты же сам признался, что ровным счетом ничего в этом не смыслишь, Лэшер, — отрезал я.
— Тебе не следует грубить мне, Джулиен. Тем более сегодня. Я рад оказаться здесь. И задаю тебе важный вопрос: хочешь ли ты жить после смерти? Хотел бы ты навеки остаться в этом мире и скитаться меж живых, не зная отдыха и покоя?
— Не знаю. Впрочем, если дьявол попытается утащить меня в ад, я предпочту остаться в этом мире и, как ты говоришь, скитаться меж живых, не зная отдыха и покоя. Чем гореть в адском пламени, уж лучше превратиться в бесприютную душу, которая странствует по свету и время от времени является ведьмам вуду и спиритуалистам. Полагаю, с подобной ролью я неплохо справлюсь.
С этими словами я бросил недокуренную сигару в пепельницу, стоявшую на мраморном столике, — этот столик и по сей день стоит в холле на первом этаже.
— Ведь ты тоже не избежал подобной участи, Лэшер? — продолжал я. — Сознайся, ты не кто иной, как смертный человек, запятнавший себя многочисленными прегрешениями и после смерти ставший призраком. Призраком, который обречен на вечные скитания и стремится окутать себя чрезмерной таинственностью.
Выражение лица духа слегка изменилось. Он мгновенно превратился в моего близнеца, и губы его тронула едва заметная улыбка. То было отражение моей собственной улыбки — должен признать, безупречно точное. Раньше Лэшер не слишком часто проделывал подобный фокус. Потом он прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди — так, как это обычно делал я. До меня донесся даже легкий шорох одежды, скользнувшей по дереву. Дух явно стремился продемонстрировать свои возможности.
— Джулиен… — изрек он, и при этом губы его действительно шевелились, свидетельствуя об обретенной силе. — Джулиен, вполне возможно, все тайны и чудеса по сути своей — ничто. Возможно, весь наш мир создан из ничего, иными словами — из пустоты.
— А ты, насколько я понимаю, присутствовал при сотворении мира? — осведомился я.
— Не знаю… — Он превосходно воспроизвел мой саркастический тон и насмешливо вскинул бровь — совсем как я. Никогда прежде мне не доводилось видеть его столь сильным.
— Закрой дверь, Лэшер, — попросил я. — Докажи, что ты на это способен.
К немалому моему изумлению, он взялся за медную ручку, сделал шаг в сторону и закрыл за собой дверь с такой легкостью, с какой это проделал бы человек. По всей видимости, потрясающий этот подвиг полностью истощил его. Он исчез. Как обычно, после себя он оставил лишь облако теплого воздуха.
— Восхитительно, — прошептал я.
— Если ты задержишься в этом мире или вернешься в него вновь, — раздался беззвучный голос у меня в голове, — всегда помни об этом доме, запечатлей в своей памяти каждую его деталь, каждый рисунок или узор. В туманном мраке потусторонней вселенной они послужат тебе путеводной звездой, и их сияние приведет тебя домой. Этот особняк простоит века. Он достоин того, чтобы в нем обитали духи умерших. Под защитой его стен ты будешь в полной безопасности: тебя не потревожат ни войны, ни революции, ни пожары, ни наводнения. Когда-то меня удерживали два узора… Два простых изображения: круг и камни в форме креста… Два узора…
Слова эти глубоко запали мне в память как очередное доказательство того, что Лэшер отнюдь не дьявол.
Повторяя про себя наставления духа, я поднялся по лестнице. На этот раз он сказал мне больше, чем обычно, однако смысл его слов так и остался для меня туманным. Но сейчас мне прежде всего надо было думать о Кэтрин.
Сестра проснулась и стояла у окна.
— Где ты был? — спросила она едва слышно, а потом вдруг крепко обняла и припала ко мне всем телом.
Мне показалось, что я ощущаю невидимое присутствие Лэшера. «Убирайся, — мысленно приказал я духу. — Ты ее напугаешь». Я взял Кэтрин за подбородок (жест, весьма характерный для мужчин в обращении с женщинами, хотя, откровенно говоря, мне трудно понять, почему эти нежные создания терпят подобное) и поцеловал.
В ту же секунду произошло нечто, выходящее за пределы моего понимания. На Кэтрин был лишь тонкий пеньюар, и сквозь мягкую белую ткань я ощутил тепло ее тела, возбуждающие желание прикосновения напряженных сосков. Я чувствовал, как жар страсти потоком изливается из ее приоткрытых уст. Но когда я, чуть отстранившись, взглянул на сестру, она вновь показалась мне воплощением нежной невинности.