– Ты всегда слишком обо мне беспокоишься.
– И это очень любезно с моей стороны. Тебе должно быть приятно, что муж о тебе беспокоится.
– А за тобой никто не охотился? Никто не пытался тебя подстрелить или устроить крушение поезда?
– Да нет, ничего такого не было, – сказал Томми. – Однако, когда поедем в следующий раз на машине, стоит, пожалуй, проверить тормоза. Но все равно, это же просто смешно.
– Разумеется, смешно, – согласилась Таппенс. – И в то же время…
– Что – в то же время?
– Ну, интересно, что приходится думать о таких вещах.
– Ты имеешь в виду Александра, которого убили, потому что ему было что-то известно? – спросил Томми.
– Ему было что-то известно о человеке, который убил Мери Джордан. Это сделал один из нас… – Для Таппенс внезапно что-то прояснилось. – Из НАС, – с ударением проговорила она. – Речь идет о НАС, о людях, которые жили в этом доме много лет назад. Это преступление мы и должны расследовать. Вернуться в прошлое и расследовать – где оно совершено и почему. Этим мы пока еще не пытались заняться.
– Куда, хотел бы я знать, тебя носило, Таппенс? – спросил ее муж, возвратившись на следующий день домой.
– В разные места, в том числе и на чердак, – ответила она.
– Оно и видно. Прекрасно видно. Тебе известно, что у тебя вся голова в паутине?
– А в чем еще она может быть? На чердаке полно паутины. Я ничего там не нашла. Кроме нескольких флаконов лавровишневой воды.
– Лавровишневой воды? – удивился Томми. – Это интересно.
– Правда? А что, ее пьют? Вряд ли.
– Согласен. Мне кажется, ее используют в качестве лосьона для волос. Мужчины, конечно, а не женщины.
– Кажется, ты прав, – сказала Таппенс. – Помню, мой дядюшка… да, действительно, один мой дядюшка пользовался лавровишневой водой. Его друг привез ему эту воду из Америки.
– Правда? Очень интересно! – воскликнул Томми.
– Не вижу тут ничего особенно интересного, – сказала Таппенс. – Я хочу сказать, разве можно что-нибудь спрятать во флаконе с лосьоном?
– Так вот, значит, чем ты занималась.
– Ну, надо же с чего-то начать. Ведь вполне возможно, что твой приятель сказал правду – что-то может быть спрятано в этом доме, хотя довольно трудно себе представить, где и что именно здесь могли спрятать. Ведь когда дом продается, когда хозяева умирают или выезжают оттуда, из дома обычно выносят все, его полностью освобождают, правильно? Если человек получает дом по наследству, то мебель обычно продается, а если какие-то предметы и остаются, то от них избавляется следующий владелец. Следовательно, все, что там оставалось, принадлежало предыдущим владельцам, в крайнем случае тем, кто был до них, и никак не раньше.
– Тогда почему кому-то может понадобиться причинить нам вред или заставить нас отсюда уехать? Причина может быть только одна: здесь что-то спрятано, и они не хотят, чтобы мы это что-то нашли.
– Ну, это все твои предположения, – сказала Таппенс. – Может, на самом деле это все и не так. Как бы там ни было, день у меня не прошел даром. Я кое-что нашла.
– Что-нибудь имеющее отношение к Мери Джордан?
– Да нет, собственно. В подвале, как я уже говорила, ничего особенного не нашлось. Там были какие-то приспособления для печатания фотографий, как мне кажется, увеличитель или что-то в этом роде с красной лампой – такими пользовались несколько лет назад, – и лавровишневая вода. Но там нет никакой плиты, под которой можно было бы что-нибудь обнаружить. Какие-то древние сундуки, жестяные коробки, пара старых чемоданов, но все это в таком состоянии, что положить туда что-нибудь невозможно. Они мгновенно развалятся, стоит только слегка пнуть их ногой. Словом, всякая рухлядь.
– Ну что ж, очень жаль, что ничего не нашлось, – сказал Томми.
– И все-таки кое-что интересное было. Я сказала себе – иногда приходится разговаривать с собой… впрочем, пойду-ка я сейчас наверх и счищу с себя эту паутину, а потом продолжим разговор.
– Вполне согласен, пойди и приведи себя в порядок. Мне будет приятнее на тебя смотреть.
– Всякий раз, когда ты вспомнишь о Дарби и Джоан [9] , – сказала Таппенс, – непременно посмотри на меня и подумай о том, что твоя жена, несмотря на ее возраст, еще вполне ничего.
– Таппенс, дорогая моя! – воскликнул Томми. – Для меня ты всегда красавица. А сейчас, когда у тебя с левого уха свешивается такая симпатичная паутинка, так просто глаз не оторвать. Эта паутинка похожа на локон в прическе императрицы Евгении, как ее изображают на портретах. Она так мило прильнула к шее. И к тому же в ней примостился паучок.
– Ну, это мне уже совсем не нравится.
Таппенс стряхнула паутину рукой и отправилась наверх. Вернувшись, она увидела на столике рюмку, наполненную жидкостью вишневого цвета, и подозрительно взглянула на нее, заметив:
– Надеюсь, ты не заставишь меня пить лавровишневую воду?
– Конечно нет, я и сам не стал бы ее пить.
– Итак, – сказала Таппенс, – если мне будет позволено продолжить то, что я начала говорить…
– С удовольствием послушаю. Ты все равно, конечно, скажешь, но считай, что я очень тебя об этом просил.
– Итак, я сказала себе: «Если бы я хотела спрятать что-нибудь в этом доме так, чтобы никто не нашел, какое место для этого я сочла бы самым подходящим?»
– Ничего не скажешь, вполне логично, – одобрил Томми.
– И вот я подумала: где здесь можно что-то спрятать? Ну конечно, одно из этих подходящих мест – Матильдин живот.
Томми недоуменно уставился на жену:
– Не понял.
– Матильдин живот. Игрушечная лошадь, о которой я тебе рассказывала. Это такая заводная игрушка, ее привезли из Америки.
– Что ни возьми, все, кажется, привезли из Америки. Ты, по-моему, говорила, что этот лосьон тоже из Америки.
– Как бы там ни было, у этой лошади в животе есть отверстие, мне об этом сказал старик Айзек. Так вот, у нее в животе есть отверстие, и мы с ним извлекли из него кучу каких-то непонятных бумаг. Там не было ничего интересного. Но все равно, это такое место, где вполне можно что-то спрятать. Ты согласен?