— Нет, Мария, — твердо сказал Берг. — Я с тобой.
В его словах было столько кремния, что Маша поняла: спорить бесполезно. И, вздохнув, зашла в холл гостиницы.
Узнав у бессменной Элеоноры, что Тищенко живет в общежитии, по распоряжению следователя отстранен от работы и, скорее всего, сидит дома, они направились в недолгий поход — пройти весь райцентр из конца в конец за час можно было не один раз.
По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж, постучали в дверь, обитую порванной клеенкой, местами из-под нее торчала серая вата. Дверь открыл худой, тщательно выбритый мужик в теплой клетчатой рубахе. В таких Машин папа любил ездить на рыбалку, почему-то называя их «ковбойками».
— Герман Иванович? — Маша постаралась улыбнуться. — Я Мария Зотова. Это Андреас Берг, мы журналисты, были у Кирилла Карагодина на точке…
— Наслышан, как же. — Мужик посторонился, пропуская их в дверь. На Машу пахнуло свежим перегаром, хотя по виду Тищенко было не похоже, чтобы он пил накануне. — Чем обязан?
— А вы от кого про нас слышали? — невинно спросила Маша. — Дима Пегов рассказывал? Он, кстати, добрался до вас перед тайфуном или тоже, как мы, попал под ливень?
Тищенко настороженно молчал.
— А вы по какому случаю ко мне? — наконец отозвался он.
Маша осмотрелась. Большая комната была совершенно пуста, если не считать узкой железной кровати, аккуратно застеленной сол датским одеялом, колченого столика, заваленного какими-то картонными папками, и двух таких же убогих табуреток. В углу комнаты лежал большой рюкзак Абалакова, стояли два дощатых серых ящика. Два больших окна были занавешены выгоревшими, некогда зелеными шторами.
— Герман Иванович, знаете, мы случайно оказались свидетелями ареста Пегова. — Маша говорила нарочито нейтральным тоном. — И у Кирилла были как раз накануне его гибели… Скажите, вы были в курсе, что Пегов крал самородки? — Она резко развернулась в сторону Тищенко, надеясь увидеть его реакцию.
Но на худом лице никаких эмоций не отразилось.
— А почему это вас интересует? — спокойно спросил Тищенко. — Мне кажется, это вопрос скорее для следователя, чем для журналиста. Чего вы хотите?
— Ну, журналисты тоже порой проводят расследования. — Маша усмехнулась. — Мне просто хочется понять, как это получилось, что самородки пропадали, а вы не знали… Кирилл, например, знал…
— Милая барышня, — скупо улыбнулся Тищенко, — мне кажется, вы много на себя берете. Я отстранен от работы, но не арестован, следствие разберется.
— А вы не расскажете, как у вас документируются такие находки? — Маша внимательно смотрела ему в глаза. — Ведь, наверное, есть какой-то порядок?
— Ничего я вам рассказывать не буду. — Теперь уже Тищенко с усмешкой смотрел на нее. — Все вопросы — к следователю… Если он захочет вам отвечать. А сейчас попрошу на выход!
— А кто такой Попович? — Маша словно выстрелила коротким вопросом и уставилась на начальника партии.
В светло-серых, водянистых глазах плеснулся страх. Тищенко судорожно пробежал пальцами по застегнутым до самого горла пуговицам на своей «ковбойке». Вдруг он круто повернулся и вышел из комнаты. Маша пошла по темному коридору за ним. Берг осторожно двинулся следом.
Оказалось, коридор вел на кухню — тоже почти пустую, со старой дровяной печкой посередине и самодельным столом в углу. Почти весь пол от окна до стола занимали пустые бутылки — из-под вина, водки, каких-то еще напитков. Они многократно тускло повторяли маленькие изображения окна, только изогнутого в запыленном стекле. Тищенко рывком достал из узкого шкафчика над столом початую бутылку без этикетки, налил в щербатую фарфоровую кружку с цветочком, залпом выпил. Запахло спиртом.
— Идите отсюда, барышня, — хрипло проговорил Тищенко. — Идите от греха, не до вас мне…
— Значит, не скажете? — Маша помедлила. — Загадочный это человек, Попович-то… Ну, до свидания, Герман Иванович, извините за беспокойство.
На улице уже было совсем светло, день начинался как ясный и теплый, но простоит ли он таким до вечера, сказать было невозможно — на Курилах погода может измениться в течение пяти минут.
— Мария, это все, что ты хотела узнавать? — подал голос Берг.
— Хотеть-то хотела, да вот не узнала. — Маша потянулась, расправила плечи. — Ладно, пойдем к следователю, надо ему вещдок отдать, а то меня вместе с Пеговым посадят…
— Куда посадят? — испугался Берг.
— Да уж они найдут куда, — засмеялась Маша. — Не пугайся, отмашемся.
Они пошли по центральной улице поселка. У школы суетился народ — строители, учителя и старшеклассники пытались привести в по рядок здание, поврежденное тайфуном. На крыше орудовали пограничники — видно, починка «улетевших» крыш была им в привычку. Два хмурых дядьки стеклили разбитые окна, учительницы и девочки постарше выметали из классов лиственный мусор, выносили на солнце промокшие книжки… Маша и Берг остановились.
Распоряжался всем сам Ячменев, замглавы районной администрации. Он показывал погранцам на крыше, с какой стороны крепить новенькие листы шифера, зубоскалил с молодыми училками, распаковывал со стекольщиками деревянные рамки с цельными листами голубоватого стекла.
Увидев журналистов, радостно заулыбался им навстречу:
— А, господа корреспонденты! — протянул испачканную ладонь, чертыхнулся, обтер ее о новенькую эмчеэсовскую куртку и снова протянул. — Вот-вот, поснимайте, как мы школу в порядок приводим! И так после каждого тайфуна, представляете, как мы живем? Но народ у нас стойкий, замечательный народ! С таким народом не то что тайфун, мы все сопки перевернем!
Берг расчехлил камеру, начал фотографировать.
— Ну, вы извините, Маша, я пошел, надо до обеда тут все закончить! — улыбнулся во всю ширь Ячменев. — Вечером в Южный лечу, в обл администрацию вызывают! Увидимся!
И он с удвоенной энергией начал руководить действиями работающих. Маша отошла в сторонку, поджидая Берга.
На обочине стояли зеваки — несколько женщин и все те же мелкие пацаны со своими заслуженными великами.
— Быстро работают, к обеду крышу закончат! — сказала одна из женщин.
— Ну да, с таким руководством! — прыснула другая. — Ты погляди, как Алеша Попович разоряется! Генерал, не иначе!
Маша вздрогнула. Ну да, Алеша Попович, как же! Она вспомнила, как Ячменев рассказывал о строительстве церкви: «Как же можно жить без веры? Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?» Неужели он замешан в этом деле с самородками? Не может быть! Но Пегов ясно сказал, как же это? А, да: «Вот он у меня где, твой Попович!» И сжал жилистый кулак…
— Андреас, пойдем! — Она подошла к Бергу, потянула его за куртку.
— Сейчас, Мария, я заканчиваю. — Он еще протарахтел несколькими очередями своей камеры, отвинтил объектив, сунул его в «разгрузку». — А что, надо срочно? Может быть, я еще поснимаю?